Читать книгу "Эвита. Женщина с хлыстом - Мэри Мейн"

Более простым, нежели домашние проблемы, но не менее животрепещущим, был вопрос о визите Эвы в Лондон. Когда ее поездка в Европу еще только обсуждалась, до сведения Уайтхолла довели, что Эвита милостиво пожелала принять приглашение в Букингемский дворец – в конце концов, британцы нуждались в аргентинской говядине. Это посещение не вызывало у британских властей особого энтузиазма, тогда как некоторые газеты прямо заявили, что Эва не дождется встречи с распростертыми объятиями, после того как ее столь тепло принимали во франкистской Испании. Британские бизнесмены, не без причин опасавшиеся за судьбу своих инвестиций в Аргентине, попытались сгладить ситуацию. Неофициально Эву и вправду примут очень пышно, уверяли они, и королева благосклонно согласилась пригласить ее на чай во дворец. Любой охотно согласился бы нанести визит в Лондон только ради того, чтобы состоялось это славное и не слишком уместное чаепитие! Но приглашения к чаю было недостаточно. Ходили слухи, что Эва хотела лично остановиться во дворце. Британская королевская семья ответила с не слишком сильным сожалением, что они – увы! – будут в это время за городом. Эва, уставшая от того, что с ней обращаются как с пустым местом, вообще отказалась ехать в Англию. Говорили, что в дальнейшем при заключении торговых соглашений между Великобританией и Аргентиной этот достойный отпор сыграл свою роль, но незаметно, чтобы Эва, которую в Испании оценили значительно выше, когда дело дошло до торгов, обошлась с испанцами более щедро.

Теперь Эва оказалась в непривычном положении – у нее оставалось свободное время, поскольку она хотела, чтобы ее возвращение совпало с Общеамериканской конференцией по разоружению, которая должна была проходить в Рио и на которой собирался присутствовать Джордж Маршалл. На этой конференции Аргентину представлял Хуан Брамулья, а Эва уже начала с подозрением следить за тем, как растет его авторитет. Чтобы провести время, она самолетом отправилась в Дакар, по дороге ненадолго остановившись в Лиссабоне, а в Дакаре села на один из кораблей Додеро под названием «С.С. Буэнос-Айрес».

В Рио-де-Жанейро к ее прибытию подготовились весьма хорошо, посольство Аргентины в Бразилии разослало по почте тысячи открыток, убеждающих бразильцев объединиться для ее достойной встречи и провозглашающих ее лидером всех женщин. Впрочем, пропаганда, судя по всему, не достигла большого успеха, так как, не считая обеда, данного в ее честь министром иностранных дел Бразилии, Эвой занималась в основном аргентинская колония. Посольство Аргентины устроило в ее честь великолепный бал, на который были приглашены все местные гранды и дипломаты, прибывшие на конференцию. Джордж Маршалл отклонил приглашение под тем предлогом, что ему нужно готовить свою речь. Но на следующий день Эва лично отправилась послушать его выступление, сопровождаемая Хуаном Брамульей, с которым она поддерживала видимость самых дружеских отношений, и слушала американца с выражением полнейшей сосредоточенности. Позже она пила шампанское с Маршаллом и Брамульей и обращалась с ними равно любезно – перед тем как сделать последний рывок в своем путешествии.

Как ее ожидали дома, можно не обсуждать: плакаты, оповещающие о ее возвращении, расклеили по всему городу за много дней. Собрать достаточно большую толпу на военном или гражданском аэродромах, находившихся далеко за городом, представлялось затруднительным; для пышного и шумного приема куда больше подходил порт, который служил как бы воротами города. А чтобы быть уверенными, что толпы окажутся достаточно большими, у рабочих собрали регистрационные карточки – столь же необходимые им, как карточки социального страхования американским рабочим, – обещая вернуть в порту, куда грузовики доставляли «людей без пиджаков» из всех провинций.

Такое изменение программы повлияло и на решение Эвы о посещении Монтевидео. Она бывала в Уругвае в юные безденежные годы, когда временами отправлялась за границу, чтобы провести уик-энд с другом на морском побережье, как поступали многие аргентинцы среднего достатка. Но теперь она обдумывала свой визит не без колебаний. Маленькая республика Уругвай, которая лежала через реку от Буэнос-Айреса – разумеется, то была самая широкая река в мире, – все время правления Перона сохраняла независимость от Аргентины и ее влияния больше, нежели все остальные латиноамериканские страны, и предоставляла убежище аргентинским оппозиционерам, которым приходилось бежать из страны и которые в периоды массовых арестов дюжинами пересекали реку в крошечных лодочках или на частных самолетах, чтобы найти теплый прием у дружественных уругвайцев. Вдоль всего пути Эвы от аэропорта до города стояли плечом к плечу полицейские и военная охрана.

На следующее утро она увидела Буэнос-Айрес, сияющий белизной в ярком свете солнца и плывущий, словно поплавок, в мутных водах Рио де ла Плата. Когда корабль вошел в гавань, миновав старый яхт-клуб олигархов, сирены всех судов в порту принялись завывать, буксиры загудели «добро пожаловать», флаги и вымпелы взвились на мачтах и вантах, а в доках и на широких улицах, ведущих в город, огромные массы «людей без пиджаков» выкрикивали ее имя. Может быть, их согнали сюда, конфисковав карточки, и подкупили бесплатным путешествием, едой и развлечениями, но никакой подкуп или угроза не могли вызвать того жара, с каким они выкрикивали имена Эвы и Перона. Эва лишний раз подтвердила, насколько велико – хотя оппозиция не желала этого осознавать – ее воздействие на умы большинства простых людей страны, то самое мистическое и романтическое влияние, которым в Европе пользовались лишь короли, да и то в прошлом, и которое звезды Голливуда и игроки в бейсбол имеют на некоторых американцев. Образованный человек может бежать от тревог жизни, находя утешение в книгах, музыке или картинах; менее культурный, чье существование зачастую более тяжко и более бесцветно, должен видеть свою мечту во плоти. Эва стала символом этой мечты для многих тысяч, может быть, даже миллионов простых людей, которые вообще не разбирались в политике, и не перестанет служить воплощением их мечты и после смерти, до тех пор пока им не предложат лучшую мечту.

Перон, разумеется, приехал в порт, чтобы приветствовать жену. Говорили, что он собирался ждать ее в море на президентской яхте, но никто не мог представить, что их встреча в порту и публичное приветствие будут исполнены такого драматизма. Эва стояла на палубе, махая рукой и утирая слезы, слезы были и в глазах Перона – плакать для мужчины в Аргентине считается вполне естественным.

Эва, вероятно, чувствовала огромное облегчение оттого, что она – снова дома, и не только потому, что здесь она могла рассчитывать на самый горячий прием, но и потому, что необразованной девушке, какой она была всего несколько лет назад, земля вне Аргентины казалась неведомой и невообразимой, а карта мира представлялась чем-то фантастическим. Юная девушка с похожим прошлым, которая уехала из Хунина примерно в то же время, что и Эва, и устроилась домашней прислугой в Буэнос-Айресе, была до глубины души потрясена, увидев корабли, и доки, и реку за ними. Реку она посчитала той самой рекой, на берегу которой жили когда-то, как они говорили, русские эмигранты; а когда ей объяснили, что та река находится в другом полушарии и что мир – круглый, она залилась неодолимо заразительным смехом и вскричала: «О, может быть, я – бедная деревенская девушка, но вам меня не одурачить!»