Читать книгу "Анатомия финансового пузыря - Елена Чиркова"

Сохранить заработанный капитал удалось немногим. Среди них – английский экономист Ричард Кантильон, который продал акции практически на пике. Будучи очень мудрым человеком и выдающимся экономистом своего времени, он понимал, что рост предложения денег в конечном итоге вызовет рост цен. Кантильон заблаговременно переправил все заработанное в Голландию и уехал туда сам, что свидетельствует о том, что этот человек разбирался не только в экономике, но и в том, как работала государственная машина того времени. Его пытались судить, правда, не именем государства, даже через 10 лет, когда он попытался вернуться во Францию, но безуспешно. Марк Фабер даже приводит этот эпизод современным инвесторам в назидание – как пример того, что им нужно делать в аналогичной ситуации на развивающихся рынках сегодня.

Все имущество Лоу и его семьи на территории Франции было конфисковано, включая даже купленную им на детей и жену ренту, которая не могла быть аннулирована ни при каких обстоятельствах, поскольку при ее покупке это было оформлено специальным указом. Однако в то время как народ и парламент выступали за повешение Лоу, регент дал ему возможность спокойно покинуть страну и даже предложил выдать ему любую сумму денег, которую тот пожелает получить, но Лоу благородно отказался.

Надо отдать должное Лоу в том, что он искренне был уверен в правильности своей «системы». Даже Маккей, который больше других исследователей склонен видеть в подобных эпизодах исключительно мании или заведомые аферы, довольно благожелательно отзывается о Лоу: «С благородством большим, чем можно было ожидать от человека, который большую часть своей жизни был явным авантюристом, он отказался от собственного обогащения за счет разоренной нации. В разгар массовой неистовой охоты за “Миссисипскими” акциями он ни на секунду не сомневался в конечном успехе своих проектов, призванных превратить Францию в богатейшую и влиятельнейшую страну Европы. Все свои доходы он вложил в покупку земельной собственности во Франции, что является надежным доказательством его веры в незыблемость собственных предприятий. Он не запасся столовым серебром или ювелирными изделиями и не перевел, в отличие от бесчестных маклеров, никаких денег за границу. Все его состояние, кроме одного алмаза стоимостью около пяти-шести тысяч фунтов стерлингов, было вложено во французские земельные угодья; и когда он покинул эту страну, то сделал это почти нищим. Один этот факт должен был спасти память о нем от обвинений в мошенничестве, столь часто и столь несправедливо выдвигаемых против него[37]» [Маккей 2004, с. 6 4–65].

А вот как характеризует Джона Лоу Сен-Симон: «Он был вежливым, хорошим, уважаемым человеком, которого не отравили ни слава, ни богатство и чьи манеры, экипажи, стол и мебель не вызывали скандала» [Saint-Simon 2004, chapter 100].

Когда «туман рассеялся», обнаружилось, что не все инвесторы потеряли свои деньги. Оказалось, что больше сотни человек сколотили состояния от 20 млн ливров и более и продолжали ими владеть. Тех, кто заработал меньше, было очень много. Люди старались прятать свои активы. Государство решило средства, заработанные на «Системе “Миссисипи”», обложить специальным налогом. Соответствующий указ был опубликован в июле 1721 года. Это решение было вопиющим, ведь власть сама поддерживала и провоцировало спекуляцию.

Характерно, что этот налог не распространялся на знать, его собирали только с простого люда – нечего со свиным рылом лезть в калашный ряд. (Во Франции того времени налогов для знати не существовало – французское государство строилось на принципах неравенства и привилегий.) А сформулировано это было примерно так: пени налагаются на тех, кто был беден два года назад, а теперь обладает богатством, несоответствующим социальному статусу. В реальности налог стал конфискационным, так как ставка в случае больших выигрышей достигала 90%. Отобранные деньги и не подумали направить на компенсации проигравшим. Тщательной ревизии подвергся и государственный долг. Специальная правительственная комиссия разделила всех кредиторов на тех, кто купил бумаги на «честно заработанные деньги», и тех, кто не смог представить доказательства происхождения своих средств. Их бумаги просто-напросто аннулировали. В результате проценты по госдолгу были снижены. Некоторые исследователи того периода полагают, что именно данный указ дает ответ на вопрос, почему Великая французская революция была неизбежна.

Надо сказать, что в аналогичной ситуации английские власти поступили гораздо демократичнее – сверхприбыли отбирались у директоров «Компании Южных морей», а честным игрокам все состояния оставили. Существует мнение, высказываемое, разумеется, английскими учеными, что это демонстрирует либерализм английской аристократии по сравнению с французской и объясняет, почему она до сих пор играет определенную роль в политической жизни страны.

По-разному оценивают и авторов того и другого бума. Директора «Компании Южных морей» вошли в историю как мошенники, тогда как Джон Лоу – как зашедший в тупик, но в общем-то честный человек, даже несмотря на попытки личного обогащения и многочисленные «подарки» (на самом деле взятки) французской знати.

Последствия коллапса пузыря были катастрофическими. Как вспоминает Сен-Симон, «недовольство было тотальным и ужасным. В стране не осталось богатого человека, который не считал бы себя лишившимся средств, и не осталось бедных, которые бы не думали, что их положение стало как у попрошаек» [Saint-Simon 2004, chapter 100].

В результате было надолго подорвано доверие к банкам и бумажным деньгам. Во Франции долгие годы даже не предпринимались попытки выпустить банкноты или ввести банковские депозиты. По мнению Киндлебергера, последствия финансового пузыря во Франции в части подрыва доверия к банкам были такими серьезными, что слово «банк» не осмеливались произнести и 150 лет спустя [Kindleberger 1984, р. 90].

Если мы зададимся вопросом о степени безумия покупателей акций Compagnie des Indes, то ответ будет неоднозначным. Акции выросли в цене в 10 раз – много это или мало? К сожалению, в отличие от акций «Компании Южных морей», их справедливую стоимость рассчитать очень трудно из-за специфики деятельности компании «Миссисипи». Но в защиту инвесторов говорят следующие аргументы. Во-первых, если рост скорректировать на инфляцию, то он будет гораздо меньше. Во-вторых, Джон Лоу использовал беспрецедентную власть, которой обладал, а именно единоличный контроль за фискальной, монетарной и политикой обменного курса Франции, чтобы сдвинуть фундаментальные факторы, влияющие на стоимость бизнеса, в пользу Compagnie des Indes [Neal 1990, р. 76]. Резкое падение цен на акции началось как раз после отстранения Лоу от должности и лишения его привилегий. Эдгар Фор (Edgar Faure), известный французский исследователь «Системы “Миссисипи”», различает две фазы плана Лоу: фазу «умного плана» и фазу «сумасшедшего плана». По его мнению, «умный план» вполне мог сработать, если бы дело не дошло до «сумасшедшего» [Там же, р. 76].