Читать книгу "Дорогами Чингисхана - Тим Северин"

Тем, кто отправлялся в путь, предназначались места во втором ряду скамей, позади монахов, и слуги-миряне в коричневых одеждах обнесли нас большими блюдами с кусками священного хлеба: этот сладкий хлеб пекли из белой муки, и его формовали так, чтобы наверху образовывалось маленькое углубление, которое заполняли кусками сахара и темно-желтыми кубиками сушеного варенья. Из громадного медного чайника наливали соленый чай. В честь нашего отбытия на маленьком алтаре мигали пламенем свечи, в металлической ванночке курился ладан. Все вокруг было красным: плащи монахов, выкрашенные красной краской столбы и потолок, свисавшие с потолка знамена, красные кисточки, красное пламя, красные отсветы, отражающиеся на сморщенных лицах лам и на их бритых блестящих черепах.

Настоятель вручил нам талисманы на счастье, дешевые бронзовые рамочки с изображениями индийских божеств, ничем не отличающиеся от тех, какие продаются в ларьках на базарах, и я повесил свой на шею под рубашку. Затем нас проводили через дверь часовни и через скопление любопытных, заглядывавших внутрь. Дождь ослабел, и хотя он по-прежнему моросил, возле наших лошадей, которых привела группа пастухов, собралась приличная толпа. Животные стояли в ряд, нервно переступая копытами, и монголка в национальном костюме предлагала по очереди каждому наезднику ковш кобыльего молока из деревянной бадьи. При этом она опускалась на колени в мокрую траву, потом, после того, как мы отпивали, вставала и окропляла молочным ручейком голову коню, потом — стремя, а затем — мокрый лошадиный круп. Мы сели в седла, и молоко по-прежнему капало с наших несчастных лошадей. Ведомая юным монахом-послушником, несущим ярко-красное знамя на древке, неровная колонна проехала через заросший травой монастырский комплекс к громадным двойным воротам под надвратной башней. Кто-то потянул за створки, открывая их, петли издали вполне уместный драматический скрежет и скрип, и мы направились по уклону сквозь очередную толпу зевак. Когда мы повернули направо, в счастливую сторону, еще один лама в красном окунул свой черпак в ведро с кобыльим молоком и плеснул им в небеса, дабы умилостивить духов. Смешавшиеся с дождинками капельки молока обрызгали нас.

Через десять минут небеса вновь разверзлись, и за сильным ливнем даже не было видно дорогу впереди. Мокрые и продрогшие, мы передали наших лошадей проводникам, а сами залезли в принадлежащий местной коммуне протекающий джип, который и отвез нас в лагерь. Нам с Полом хватило одного взгляда на новую официальную экспедиционную палатку, кособокую и обвисшую, чтобы счесть за лучшее снова установить нашу маленькую горную палатку, предварительно осушив для нее ровный участок земли. Там мы и пережидали дождь, пока нас не позвали в пастушеский гыр на пир. В качестве взноса в экспедиционные запасы Ариунболд просил меня взять четыре дюжины бутылок местной водки. «Пригодятся как подарки для проводников-пастухов», — сказал он мне, когда я заметил, что для вьючных пони четыре ящика водки будут тяжелым и очень хрупким грузом.

Волновался я напрасно. Этим вечером была выпита половина водочных запасов, предназначенных для всего путешествия. Наследующее утро монголы встали поздно и с жалким и недовольным видом слонялись по лагерю. Мы с Полом спать легли рано, поэтому были в сравнительно хорошем настроении. Остальные были вялыми и страдали от похмелья.

Под ночным дождем знаменитая новая палатка Ариунболда осела еще больше, и вода просачивалась через ткань. По-видимому, перед тем как начать шить палатку, никому и в голову не пришло проверить, водонепроницаем ли сам материал. Как выяснилось, этим свойством он не обладал. Поэтому остаток следующего дня лагерь был украшен всем экспедиционным имуществом — повсюду развесили на просушку причудливые рубахи, дээлы, джинсовые куртки, с которых стекала краска. Все это отняло то малое время, какое Ариунболд отвел для последних приготовлений.

Из всей монгольской команды только у Байяра средневековый костюм оказался сухим. О предварительной примерке никто в Улан-Баторе не побеспокоился, и в его случае с размером сильно промахнулись. Когда он оделся на церемонию проводов, рукава его дээла висели на фут ниже пальцев, а подолом он почти подметал землю. Байяр выглядел в точности как цирковой клоун в слишком большом наряде, а когда он попытался подпоясать дээл кожаным патронташем с карманчиками для батарей кинокамеры, это была пародия на тему «Монгол на Диком Западе». Скорчив гримасу и подмигнув мне с Полом, он снял нелепый наряд и больше ни разу его не надевал.

Старт той части проекта, за которую отвечал Ариунболд, был омрачен сыростью и грязью, и я поймал себя на мысли, что гадаю, пойдут ли дела лучше, как было во время пробного похода по Хэнтэю, или нет. Ариунболд хвастался, что славные монгольские лошади доберутся до Баян-Улэгэя самое большее за четыре недели. Но я был полон сомнений. По моим оценкам, на дорогу должно уйти по меньшей мере два месяца, с учетом дней отдыха. Если только дилетантское поведение Ариунболда не изменится к лучшему, есть риск упустить драгоценную возможность для более глубокого изучения традиционной Монголии.

Глава 8. Сотня запасных лошадей

Днем мы вернулись в буддистский монастырь, чтобы набрать запасных лошадей. Оказалось, что трое аратов, взятых нами в проводники, привели на территорию монастыря табун — более сотни лошадей. Теперь они вылавливали их в монастырском дворе, орудуя приспособлениями под названием «урга» — подобием удочки с кожаной петлей на конце. Ими ловили животных, чтобы оседлать. Для этого жертв гоняли до дальних храмов и обратно эффектным галопом. Развлечение было непредвиденным — этакое импровизированное родео, но против него не возражал никто, даже ламы. Полудикие лошадки брыкались, зачастую отказываясь подчиняться, даже когда петля сдавливала им горло. Тогда пастуху приходилось затягивать ремень до тех пор, пока полузадушенное животное не начинало хрипеть и дергаться. После чего пастух брал лошадь за ухо, чтобы та не могла убежать, и обуздывал.

Официальное разрешение куратора проекта «Шелковый путь» Ариунболда (а также небольшие субсидии) помогло воссоздать былое чудо Монгольской империи — систему орто, которая обеспечивала самое быстрое и надежное передвижение по Азии, пока не появились железные дороги. Эту систему придумал не Чингисхан и не его наследники — они позаимствовали ее у более древних культур, таких как кидани, но правители монголов развили систему настолько, что пользоваться ей мог чуть ли не любой оборванец. Монголы все пространство в 5000 миль, от Желтого моря до Черного, связали цепью пересадочных станций. На каждой станции путников, имеющих имперскую пайцзу, ожидали свежие лошади, готовые везти их дальше, а также повозки и тягловый скот. Чтобы эта система работала, потребовались громадные ресурсы, даже по меркам людей, которые привыкли владеть большим количеством лошадей. Было подсчитано, что работа орто в одной лишь Монголии потребовала резерва в три миллиона конских голов. А ведь на каждой станции требовались дополнительно начальник, конюхи, стойла, удобства, снабжение продовольствием и немалых размеров пастбище, где животные могут восстанавливать силы.

Высшее достижение системы орто и повод для величайшей за нее гордости — легкость и быстрота передачи сообщений гонцами. Эти люди мигом доставляли срочные правительственные депеши на такие расстояния, какие и не снились европейским почтовым службам. В отличие от почтальонов американской службы «Пони Экспресс», которые передавали сумки с почтой из одного сектора в другой, монгольские курьеры должны были сами проскакать весь путь, держа послание при себе и храня его в тайне. Скача день и ночь, они выматывали себя до полного изнеможения, лишь изредка останавливаясь для еды или отдыха. Им даже приходилось пристегиваться к седлу, чтобы не свалиться без сил. Можно рассмотреть и другие различия между орто и «Пони Экспресс». Американские наездники могли покрыть 2000 миль за 10 дней, делая пересадки через каждые 10–15 миль. За короткий период времени, длившийся всего 18 месяцев, было сделано 616 рейсов. Наездники орто обычно проезжали 50–70 миль в день, а если нужно, то и все 120. При крайней необходимости они проезжали в день 250 миль, и работала эта служба, по крайней мере в Монголии, на протяжении семи веков.