Читать книгу "Кощей. Перезагрузка: фантастический роман - Роман Галкин"

Лихорадочно соображаю, что можно сказать напуганной девушке, чтобы она перестала бояться двух бандитского вида мужиков, встреченных ночью в дремучем лесу. Вариантов никаких.

– Чьих будешь? – все так же зычно прерывает затянувшуюся паузу княжич.

Девушка начинает подвывать еще громче. Дрожа всем телом, она пятится от нас в воду. Снова оступается и, взмахнув сковородой, словно теннисной ракеткой, падает навзничь.

Воспользовавшись моментом, бросаюсь вперед. Как только она поднимается, обхватываю сзади за талию так, чтобы ее руки оказались прижаты к бокам и, морщась от пронзительного визга, выношу на сушу. Наверное, целую минуту стою, держа ее на весу и ожидая, когда в девичьих легких кончится воздух и ужасный визг прекратится. Когда это наконец случается, по ушам буквально бьет неожиданная, не менее оглушительная, чем недавний визг, тишина. Испуганно затих даже ветерок, до того нежно шелестящий листвой прибрежных ив.

Оглушенный, продолжаю сжимать девичье тело. Напротив стоит Болтомир, судя по выпученным глазам, офигевший не менее, чем я.

– Чьих будешь? – механически повторяет он давешнюю фразу.

– Дя-аденьки, – всхлипывает девушка. Я чувствую, как бессильно расслабляется ее тело, и опускаю ее на землю. – Дя-аденьки, отпустите меня-а.

– Отпустить? – Я ослабляю хватку, но продолжаю удерживать резвую пленницу, ибо она все еще сжимает в руке сковородку. А обращаться с ней, судя по голове оставшегося на поляне оборотня, девушка умеет. – А ежели отпустим, куда пойдешь?

– Не зна-а-аю!

– Чьих будешь? – долдонит заклинивший Болтомир.

– Ладно, – говорю успокаивающе, – мы тебя отпустим, если бросишь сковороду… Уй! Да не на ногу же мне! …И расскажешь, как сюда попала. Поняла?

– Взаправду отпустите? – перестала всхлипывать девушка.

– Ты чего, мне не веришь? – делано возмущаюсь и отпускаю пленницу из объятий, предусмотрительно наступив на сковородку.

– Верю, дяденька, верю, – отскакивает та в сторону и озирается в поисках путей к бегству.

– Чьих…

– Да погоди ты, дружище Болтомир, – прерываю княжича, – видишь, девушка дрожит от холода? Надо ее, как водится, обогреть и накормить, а потом уже и расспрашивать. Эй, – кричу в сторону шуршащих кустов, – Ледень, разжигай костер и сваргань чего поесть на скорую руку.

Кусты послушно зашуршали в сторону нашей поляны.

– Ну что ж, дружище Болтомир, задавай свой вопрос, – говорю через полчаса, когда закутанная в мой плащ девушка дожевала последний кусок запеченного на углях сазана.

– Какой вопрос? – непонимающе смотрит на меня парень. До сих пор он не проронил ни слова, лишь неотрывно смотрел на девушку. Ну да, в его возрасте положено влюбляться в каждую встречную милашку.

– Чьих будешь? – подсказываю ему.

– Я? – еще больше удивляется он.

– Не-э, я, – догадывается девушка. – С Беличьего яра. Любаней зовут. Разорили нашу весь тати…

Любаня закрывает лицо ладонями и снова начинает плакать. Мы с княжичем беспомощно переглядываемся. Он подсаживается к девушке и робко кладет руку ей на плечо.

– Поведай о своем горе, и мы сделаем все, что будет в наших силах, чтобы помочь тебе.

Интересно, чего это он говорит за всех? Нет, я, конечно, не против помочь бедной девушке, но все же…

Утерев кулачками слезы, Любаня начинает рассказ, как их старейшины поссорились с живущим на Лысом холме волхвом, отказавшись посылать ему еженедельную корзину со снедью. Мол, какое поколение подряд уже кормят старого пройдоху, а скотина нет-нет, да дохнет, и охота иной год не так хороша, и урожай в огороде бывает слабенький. В ответ волхв заявил, что больше не будет отводить от веси беды и невзгоды. На что старейшины только посмеялись. Оно, конечно, нетрудно для селения прокормить лишний роток, тем более что волхву много не требовалось. Но был бы толк. А то вот младшой Шишака сверзился с утеса на острые камни, так волхв глянул на мальца и только рукой махнул: мол, не жилец. Шишака к вечерней зорьке и помер. Ну и за что кормить такого волхва, который изувеченного человека исцелить не может? Вот и отказали старейшины ему в пропитании.

Уже и забыли о том волхве, благо своя знахарка имелась, ведающая, как мало-мальскую хворь травкой да заговором отвадить, ан случилась-таки напасть. Пристали к берегу две ладьи. Так-то обычное дело. Купцы завсегда у Беличьего яра останавливаются, когда харчей прикупить, а когда и ночь провести. Вот и в этот раз решили до утра задержаться. Вот только оказались эти купцы настоящими татями и ночью пленили всех жителей веси, чтобы продать в рабство в далекие урюкистанские земли. Утром разбойники погрузили пленников и все более-менее ценное на ладьи, заперли в погребе непригодных к невольничьему рынку стариков и отчалили.

Так аукнулась жителям Беличьего яра нанесенная волхву обида. А ведь до того на берегах Оси людокрады не баловали. Да и жителей редких прибрежных селений никто не обижал, ибо от них купцы получали не только провизию, но и рухлядь по дешевой цене или по выгодному обмену на привозимые с юга товары.

– Как же ты, Любаня, от татей убереглась? – вопрошает Болтомир.

– Не убереглась я, – мотает головой девушка и продолжает рассказывать, как ее, связанную, бросили на ладью и развязали лишь под вечер, когда пристали к пустынному берегу на ночевку. Здесь женщин заставили готовить ужин. Пока разводили костер, один тать, кривоногий, лысый бородач, схватил девушку за рукав и потащил к воде, где валялись грудой до крайности закопченные и засаленные котелки и сковороды.

– А я вот так-то стою, сковородку песком тру, а энтот плешивый вот так-то хвать меня за зад! – Разошедшаяся девушка нагибается, показывая, в какой позе она мыла сковородку, и хватает себя за ягодицу. – А я хрясь его по маковке сковородой! Ой, мамоньки… А он так головой в воду и упал. Лежит, даже ногой не дернет. А голова вся в воде утонула по самый пояс, и пузырики такие – буль-буль… Утоп, не иначе. Ой, мамоньки, делать-то чего? А тут дерево поваленное мимо плывет, видать, с обрыва сверзилось, рекою подмытое. Я к нему. Насилу доплыла. Сковородку-то держу, не бросаю. А ну какая рыба сом али рак-хрипун за ногу ухватит? А я без сковородки. И так с деревом плыла, плыла, аж замерзла вся. А тут чую, дно под ногами. Мелководье, значит. Ну, я от дерева отцепилась и на берег вышла. Села на топляк и плачу. Вдруг чую, ктой-то сопит, и тык меня в бок, тык… Гляжу, а энто волчище огромадный носом тычет, проверяет, значит, мягкая я али твердая. Ой, мамоньки… Хорошо, что я сковородку не бросила!

Повествование Любани прервал негодующий взрыв кашля, ойканья и стенаний мельника, державшегося за забинтованную серой тряпицей голову. Я тоже не выдерживаю и начинаю похрюкивать в кулак, пытаясь симулировать кашель.

– Комарик прямо в горло залетел, – объясняю свое поведение удивленно взирающей на нас девушке, продолжая похрюкивать и покашливать.