Читать книгу "Живые и мертвые - Неле Нойхаус"

– Это вон там. – Она притормозила за патрульным автомобилем. – Мой шеф уже здесь.

* * *

– Имя убитого Максимилиан Герке, ему было двадцать семь лет, – сказала молодая женщина – старший комиссар полиции, которая вместе со своим коллегой первой прибыли на место преступления. – Он собирался навестить отца, как делал это каждый день в восемь часов утра. Похоже, это было его твердым правилом. Это нам рассказала соседка, которая обнаружила труп.

– Она что-нибудь заметила?

– К сожалению, ничего. Она вышла погулять с собакой и увидела его лежащим здесь. Выстрела она не слышала.

– Спасибо. – Боденштайн огляделся вокруг. Погибший лежал на животе, ноги – на вымощенной пешеходной дорожке, ведущей к входной двери в бунгало, туловище – на желтом по-зимнему газоне. Выстрел, должно быть, убил его на месте. Он не успел даже вынуть руки из карманов, чтобы при падении рефлекторно выставить их вперед.

– Выстрел не в голову, – констатировал Боденштайн. Он натянул перчатки и ладонью коснулся затылка убитого. Кожа была еще теплой. На левой стороне спины, примерно на уровне груди, зияло пулевое отверстие, вокруг которого на светло-серой куртке расплылось темно-красное пятно.

– Выстрел сзади, прямо в сердце, – заметил кто-то за его спиной.

– Доброе утро, Хеннинг. – Боденштайн повернулся и подумал, должен ли он пожелать судмедэксперту счастливого Рождества, но потом это показалось ему нелепым. – Хорошо, что ты быстро сумел приехать. В Рождество не так просто кого-нибудь найти.

– Не вопрос. Праздничным дням придают слишком большое значение. – Хеннинг раскрыл свой алюминиевый чемодан, надел комбинезон, перчатки и бахилы и натянул на голову капюшон. – Как ты думаешь, убийца тот же, что и в Нидерхёхстштадте и Оберурзеле?

– Я не уверен. – Боденштайн сделал шаг назад. – До сих пор он расправлялся со своими жертвами выстрелом в голову. Зачем ему менять свои методы? Во всяком случае, убийца, очевидно, использовал глушитель, и снайпер делал то же самое.

Старый внедорожник Пии свернул на улицу и остановился позади патрульной машины. Боденштайн видел, как его коллега в сопровождении какой-то женщины пересекла улицу и подошла к небольшим воротам, через которые прошел Максимилиан Герке, прежде чем его настиг смертельный выстрел.

– Доброе утро, шеф, – поздоровалась Пия, – и счастливого Рождества!

– Спасибо, взаимно, – кивнул Боденштайн.

– Позволь тебе представить мою младшую сестру. Она у меня в гостях.

– Очень приятно. – Боденштайн протянул ей руку. – Оливер фон Боденштайн.

– Катарина Фрайтаг, но я предпочитаю имя Ким.

Крепкое рукопожатие, испытующий взгляд серо-голубых глаз, обрамленных густыми ресницами. Внешнее сходство сестер было поразительным: те же высокие скулы, широкий рот с полными губами, высокий лоб, который более отчетливо проявлялся у младшей сестры, потому что она зачесывала свои натуральные светлые волосы совсем назад, а Пия носила челку.

– Я знаю, что это неправильно – брать с собой на место преступления родственников, – сказала Пия, – но Ким судебный психиатр и могла бы нам помочь.

– Я не могу этого решать сам, – ответил Боденштайн, – хотя не имею ничего против того, чтобы вы нам помогли.

На другой стороне улицы собрались несколько любопытных. Весть о кровавом преступлении ранним рождественским утром, очевидно, уже облетела жилой район.

– Я хотел бы поговорить с отцом убитого, – сказал Боденштайн Пии, после того как он сообщил ей все, что ему удалось на данный момент узнать о жертве. Хеннинг уже почти закончил осмотр трупа и с удивлением и радостью поприветствовал свою бывшую свояченицу.

Подъехал голубой автобус марки «Фольксваген», и из него вышли сотрудники службы криминалистической техники уголовной полиции. Торжествующая улыбка заиграла на губах Хеннинга, когда он увидел Кристиана Крёгера.

– 5:7. Догоняю, – сказал он Пии и Ким. – В этом году Крёгер семь раз приезжал на труп раньше меня. Если снайпер продолжит свою серию, у меня есть реальный шанс сравнять счет.

– В самом деле, Хеннинг, – Пия неодобрительно покачала головой, – оставьте вы, наконец, это глупое соперничество!

– Поэтому ты на такой скорости мчался по трассе? – поинтересовалась Ким.

– Гм. В общем, да. – От такого признания Хеннингу Кирххофу, кажется, все же было неловко.

– Пошли в дом, – обратился Боденштайн к Пии, – пока эти двое здесь опять не сцепились.

* * *

По роду своей работы Пия изо дня в день встречалась с бесчисленным множеством людей – молодых и старых, умных и недалеких, прагматичных и оторванных от жизни, мягких и агрессивных, честных и лживых. Многих из них она видела в исключительном эмоциональном состоянии, в котором они часто не были способны притворяться и позволяли ей – невольно и иногда лишь на несколько секунд – заглянуть в их внутреннюю жизнь. Ее работа требовала объективности, но и она не могла сопротивляться тому, чтобы делить людей на более и менее симпатичных.

Фрица Герке ей было искренне жаль. Пожилой мужчина был ужасно подавлен, но все же пытался корректно отвечать на вопросы Боденштайна. Как и многие люди его поколения, он не позволял себе распускаться. В отличие от более молодых, которые часто истерически рыдали и были абсолютно раздавлены, он мобилизовал все свои силы, чтобы ответить на каждый вопрос.

После смерти жены в 1995 году мужчина – ему был 81 год – жил один в большом доме, который более пятидесяти лет назад построил одним из первых в этой местности. Он страдал различными старческими болезнями, которые не назвал, но с которыми справлялся самостоятельно. Домашнее хозяйство вела домработница, приходившая ежедневно, кроме выходных и праздничных дней. Два раза в день к Фрицу Герке приезжала мобильная патронажная служба, и каждое утро его навещал Максимилиан, единственный сын. Он приносил хлеб и вместе с ним читал газету.

– Я не могу найти никаких объяснений, почему кому-то понадобилось убивать Максимилиана, – сказал Герке дрожащим голосом. Они прошли в гостиную, и он сел в кресло. У него были тонкие седые волосы, аккуратно расчесанные на пробор. Одежда – рубашка, галстук и бордового цвета шерстяной пуловер – безупречно подобрана. Рука, усеянная пигментными пятнами, крепко сжимала ручку трости. Дом был хоть и старый, но безукоризненно убранный и очень ухоженный. Пол из белого итальянского известняка сверкал, и даже бахрома на ковре была расчесана.

– Макс был таким скромным, милым молодым человеком. – В его глазах за очками в золотой оправе заблестели слезы. – По образованию он учитель музыки и преподает в музыкальной школе здесь, в Келькхайме. Кроме того, он руководит церковным хором в церкви Святого Франциска и играет на органе.

Он знал, что его сына больше нет, но не мог говорить о нем в прошедшем времени.

– Где жил ваш сын? – спросил Боденштайн.