Читать книгу "Астральное тело холостяка - Дарья Донцова"

– Вы помните, когда Елизавета вновь принялась за старое?

– У меня мегамозг, – похвасталась Раиса, – а зрение, слух и соображение лучше, чем у всех. Брякина давно перестала над Горкиными издеваться. Она вообще странно себя вела. В первый год, то есть сразу после пропажи Максимки, кидалась на Марфу, а Ленку бить пыталась. Почему Винкины и Палкины смылись, знаете?

– Брякина начала фекалиями их дома мазать, – ответил я.

– А вот и не так! – азартно воскликнула Раиса. – Лизка сначала дерьмом не пользовалась. Первый месяц после того, как Максимка потерялся, она из избы почти не выходила. Вернее, сначала в больницу попала, потом вернулась и в доме заперлась. Вроде здоровая, но немая. Да голод не тетка, пришлось ей выйти. Отправилась Елизавета за хлебом, а навстречу, как на грех, Толя Винкин бежит, песенку распевает.

– И вот откуда ты про пение знать можешь? – рассердилась Лена. – Иван Павлович, тетя Раиса у нас фантазерка, вы ее не слушайте…

Иванова наклонила голову.

– Кто? Я? Фантазерка? Да у кого хочешь спросите, за всю жизнь я ни слова неправды не произнесла! Откуда мне про песенку ведомо? Но ведь я немного позади Толика шла, лично видела, что случилось, меня милиция потом опрашивала. Елизавета, как мальчика увидела, булыжник с дороги подобрала и накинулась на него – на тропинку повалила, давай каменюкой по голове бить. Что тут делать прикажете? Конечно, я кинулась ребенку на помощь. Короче, дала Лизке кулаком промеж глаз, та и убежала. Я Толика домой к отцу отвела, все рассказала, посоветовала: «Пишите заявление в милицию. Какое бы у кого несчастье ни случилось, нельзя чужих детей лупить». Но Винкины на следующий день просто уехали. У них же квартира в Москве была. А через неделю Палкины смылись. Горкины же остались. Ну и началось! Лизавета около года бесновалась. Ой что творила! Но не пойман не вор. И милиция ей симпатизировала, жалела бабу. А та еще сильнее буянила. Уж и не знаю, чем бы все закончилось, но потом Геннадий Андреевич приехал, вроде его матушка Ирина вызвала. Что муж бывшей жене велел, мне неведомо…

– Да ну? – ехидно спросила Елена. – Я думала, ты при их разговоре тоже присутствовала.

– Нет, – отрезала Раиса. – Никогда не вру, докладываю только то, что сама слышала-наблюдала. В общем, после беседы с Геннадием Лизка надолго притихла и Горкиных не трогала. Заново беситься она стала, когда Ленка в выпускной класс пошла. Началось это после того, как большинство народа в новый дом съехало, а Горкины из-за гадалки остались…

Лена, закатив глаза, повернулась ко мне и перебила рассказчицу:

– Да не слушайте вы эту чушь. Тетя Рая, ты мамина подруга и моя крестная, спасибо тебе за поддержку в тяжелый момент, но не болтай дури. Ох, ну я и свинья! Держу гостя в сенях! Пойдемте, Иван Павлович, чаю попьем.

– Меня тоже приглашаешь? – осведомилась Иванова. – Или пошла, крестная, которая тебе в детстве нос вытирала, вон?

Молодая женщина быстро обняла обиженную Раису.

– Ну прости! Вся на нервах я, сама не знаю, что говорю. Заходи, конечно.

Глава 22

– Марфа в приметы верит, – зачастила регентша, взяв чашку с чаем, – с детства такая. Идем в школу – вдруг черная кошка Солдатовых через тропку бежит. Все дети дальше шагают, а Марфа домой поворачивает. И плевать ей, что отец за ремень схватится. В понедельник она никогда дел не начинает, на ранний месяц обязательно деньгами звенит. Когда нам лет по двадцать исполнилось, в Бойск не пойми зачем цыгане забрели и пошли по дворам клянчить. Одна ромала, на вид ей тысячу лет стукнуло, к Горкиным зарулила, воды попросила. Марфа тогда еще добрая была, злой потом стала. Она бабке чай заварила, хлеба с маслом дала, а та и говорит: «Хорошая ты девочка, поэтому сейчас правду выложу. Ни за что не покидай родную деревню. Живи тут до смерти. Если в Москву отправишься, сгинешь через год, там тебя и всю твою родню смерть ждет». Я гляжу, у Марфы аж губы посинели, ну и сказала цыганке: «Зачем вы нас пугаете? Мало вас угостили? Денег не дали? Так нет у нас ни копейки. И в столицу ехать не собираемся, кому мы там нужны». А ромала в ответ: «Ты точно в столице не пригодишься. А Марфа пусть запомнит: у нее родится дочь, и когда исполнится девочке шестнадцать, она в Москву захочет. Возможность такая появится. Пусть не ездит! Помни мое предостережение: в столице обе плохо закончите, погибнете. Хотя и тут Марфуше достанется. Вижу ее будущее, только говорить о нем не могу. А тебе, противная, вот, получи за злой язык…» И взяла меня за руку. Не царапалась, не щипала, просто подержала секунду за пальцы. Но такой у меня на следующий день ожог растекся!

Иванова отхлебнула из чашки, затем продолжила:

– И ведь права она, цыганское отродье, оказалась. Когда Ленка десятый класс заканчивала, в Бойске хотели строить заводской санаторий. Приехали представители предприятия и предложили жителям: мол, у них есть в Москве дом, все квартиры с удобствами, можете переехать туда в обмен на свои избенки. Предлагали только тем, кто у поля жил, и Марфе тоже. Все согласились. Кроме Горкиной. Уж как ее Ленка упрашивала: «Мама, хочу в город!» Но нет, Марфа в ответ говорила: «Здесь мои предки тысячу лет жили, мне завещали никуда не деваться, могилы тут отеческие. Нельзя их кинуть. Наше место в Бойске навечно, и мое, и твое!»

– Ты мне никогда про цыганку не рассказывала. И мама тоже ни словом не обмолвилась. Так вот в чем дело! – ахнула Лена. – Моя мать совсем дура, да? Из-за гадалки в навозе сидела?

Раиса кивнула, начала накладывать в розетку варенье, продолжая говорить.

– Марфуша просто изображала, будто предков так почитает. С одной стороны, это правда, она к матери-отцу, деду-бабке почтительно относилась. И на самом деле семья Горкиных тут давным-давно поселилась. Но настоящая причина отказа в городские хоромы перебраться именно в гадалке. Марфа той ромале на всю жизнь поверила. Вот кретинка! Кабы кто мой сарай на квадратные метры в столице поменять предложил, я бы сломя голову отсюда унеслась. Но моя избенка далеко от поля, тем, кто не около пустыря живет, от завода ничего не предлагали. В общем, остались обе Горкины на месте. И ведь что вышло? Завод тогда ничего строить не стал, запретила какая-то комиссия, а людей переселили. Вот им повезло! Долго их избы пустые стояли, только лет через пять в них стали въезжать разные люди, которым предприятие жилье продало. Потом шоколадную фабрику построили… Ну да это неинтересно, мы же про Лизавету Брякину беседуем.

Рассказчица снова хлебнула чаю, съела пару ложек варенья.

– Опять мать Максима гадничать начала, когда Лена в выпускной класс пошла. Прямо как с цепи сорвалась – дерьмом дверь мазала, огород уничтожила, сортир Горкиным сожгла. Милиция вмешиваться не желала. Ленка мать на коленях умоляла: «Давай уедем! Хоть в коммуналке, но в Москве будем жить!» А та ни в какую. Злилась девчонка на Марфу страшно, из-за ее вредности у нее учиться на певицу не получилось. Лену же в консерваторию после школы брали, но сказали: «Общежитие вам не положено, потому что прописка подмосковная». И что делать? Занятия начинаются в восемь, заканчиваются около девяти вечера. До столицы на электричке надо катить, а первая у нас в восемь двадцать останавливается, последняя тормозит в начале девятого. Облом. Вот если б Горкины в Москве жили…