Читать книгу "Счастливый брак - Рафаэль Иглесиас"

Дороти и Леонард не знали, что Энрике не способен так поступить с матерью своих детей. Гордость за сыновей и боязнь навредить им не позволили бы ему этого сделать. То, что родители жены не разглядели эту особенность его характера, не повлияло на его чувства к ним, хоть и больно ударило по самолюбию. Более того, ни они, ни сама Маргарет не знали, что к тридцати годам Энрике уже пережил эмоционально опасный роман на стороне. Он с ума сходил от желания. Он долго и упорно думал о том, чтобы развестись. Он сделал сознательный выбор — не стал ничего предпринимать и отказался от страсти. Это было самое трудное и болезненное решение его молодости. Только он один знал — насколько вообще человек может знать будущее, — что его брак не закончится разводом.

Когда мальчикам было соответственно одиннадцать и семь, а их отцу — тридцать восемь, Энрике наконец добился финансового успеха. Он написал на основе своего седьмого романа сценарий, и один из самых талантливых режиссеров мира снял по нему кино, после чего последовали выгодные предложения и вышло еще четыре фильма. Несмотря на то что цены на недвижимость в Нью-Йорке взлетели до небес, Энрике был в состоянии выкупить квартиру у Дороти и Леонарда за два миллиона или около того, как она к тому времени стоила, хотя такая покупка опустошила бы его банковский счет и к тому же пришлось бы взять крупный кредит. Он предложил этот вариант Маргарет. Она вернулась к той же логике: «Нет, это мое наследство. Пусть это тебя не беспокоит, Пух. Они отдают квартиру мне и хотят сделать это таким образом».

До того как Маргарет неизлечимо заболела, Энрике все это почти не волновало. Хоть он и знал о таком психологическом эффекте, как «инфантилизация» взрослых, живущих в квартире родителей, вне зависимости от того, насколько выгодны условия договора. Тем не менее за последние восемь месяцев с момента второго рецидива Маргарет Энрике не раз посещала мысль, что он окажется вдовцом, живущим в квартире родителей покойной жены.

Энрике не понимал, как ему разорвать соглашение, где были предусмотрены все варианты несчастливого окончания их брака, кроме единственного, который должен был вот-вот наступить. Он не мог просто взять и съехать. Макс, их младший, должен был осенью, спустя два месяца после смерти матери, уехать учиться в университет. Каждый год он на пять месяцев будет возвращаться домой. Макс прожил в этой квартире всю жизнь. Очень скоро ему предстоит потерять свою мать. Лишить его единственного дома, который он знал? Энрике не мог решить, как поступить.

Сбережений Энрике хватило бы, чтобы выкупить квартиру, но в последние три года он практически не работал из-за болезни Маргарет, и только что ему стукнуло пятьдесят — возраст, после которого доходы большинства сценаристов начинают стремительно падать. Как романист он не добился существенного успеха и не имел шансов разбогатеть. Ожидаемое наследство Маргарет, будь то квартира или деньги, перейдет его сыновьям. Энрике знал: что бы он ни чувствовал и ни говорил, родители Маргарет не сомневались, что пятидесятилетний вдовец еще раз женится. Разумный цинизм Леонарда и Дороти, не говоря уже о законах эволюции, требовал, чтобы деньги, минуя его, достались их прямым потомкам. Энрике хотел того же. Он хотел быть свободным, чтобы, если он когда-нибудь полюбит снова, его избранница могла быть такой же требовательной, как Маргарет, в своей любви к нему и так же полагаться на его заботу. Права на свои и родительские книги, а также дом в Мэне, который они с Маргарет вместе купили и построили, он оставит сыновьям. Денег с такого наследства получить можно относительно немного, но состояние, доставшееся им по материнской линии, послужит достойной компенсацией. Тем не менее мысль вложить все накопленное в квартиру с тремя спальнями, чтобы на какое-то время сохранить у Макса иллюзию родного дома, продолжала терзать Энрике. Все вместе — финансовая неопределенность, смерть Маргарет, боль и отчаяние — камнем давило на его плечи.

Сможет ли он вообще нести этот груз, а тем более в течение многих лет? Несколько секунд Энрике пребывал в недоумении, потому что этот вопрос был связан с грядущим событием, пусть неизбежным, но по-прежнему казавшимся нереальным. Жизнь, какой она должна была стать после этих последних двух недель, оставшихся Маргарет, еще не обрела ни звучания, ни формы. Вместо того чтобы обдумывать, стать ему бездомным или нищим, Энрике вообще перестал размышлять о будущем.

Большую часть своей жизни Энрике потратил на ожидание будущего: прошлое оставляло желать лучшего, да и в настоящем нужно было срочно что-то менять. Болезнь Маргарет доказала ему, насколько это было бессмысленно. Но он знал, что Дороти и Леонард никогда не усвоят этот урок — эти тревожные создания не желали признать очевидного и вопреки всему продолжали верить, что тщательное планирование и осторожность могут предотвратить любое бедствие.

В холле Леонард снова оперся на руку Энрике, чтобы не упасть.

— Послушай, — торжественно начал он. — Теперь, когда она решила уйти — и мы смирились с этим, я смирился, — слушая ее, я понял… Словом, теперь, когда это скоро должно случиться, нам нужно обсудить очень непростые вещи. Обсудить их нужно уже сейчас, и в одном мне придется на тебя надавить. Сильно надавить.

Услышав это заявление, в котором содержалась какая-то неопределенная угроза, со страхом представив будущее без жены, со взрослыми, покинувшими дом сыновьями, Энрике тут же предположил, что речь пойдет о том, чтобы он либо выкупил квартиру, либо нашел себе другое жилье. Энрике перебил Леонарда:

— Не нужно, Леонард, я знаю. Я должен решить насчет квартиры. Я не хочу уезжать, пока Макс не окончит университет. Это единственный дом, который он знал, и я не хочу, чтобы он одновременно потерял и мать, и родной дом. — Энрике продолжал говорить, истолковав как поощрение то, что Леонард, несмотря на нахмурившиеся в недоумении густые брови, медленно и задумчиво кивнул. — Я могу выкупить квартиру, но это означает вложить в нее все, что у меня есть, и это меня пугает. Если бы я мог снимать ее, пока Макс не доучится, а потом съехать…

Он не закончил, потому что Леонард нетерпеливо затряс его руку:

— Что ты несешь? Ты никуда не уедешь. Мы не собираемся продавать эту квартиру. Ты — наш сын. Что на тебя нашло? Ты сошел с ума!

От удивления Энрике потерял дар речи. Несколько минут назад он сам испытал чувство родства с Леонардом, но ему не приходило в голову, что оно могло оказаться взаимным. Они были слишком разными. Леонард был прямой противоположностью отцу Энрике. Не верилось, что тесть почувствовал такую близость с зятем, что смог преодолеть врожденные осторожность и прагматизм. Поэтому Энрике продолжал упорствовать:

— Ну это же ваша собственность, и я просто не могу там жить…

— Прекрати сейчас же! — Леонард посмотрел в сторону двери в палату, словно Дороти могла помочь ему утихомирить Энрике. — Я имел в виду похороны. Похороны Маргарет, — произнес он, стыдливо понизив голос, будто говорил о чем-то непристойном. — Я хотел сказать, что мы берем организацию на себя. На нашем семейном участке есть место, и, если ты не возражаешь, мы хотели бы, чтобы церемония проходила в нашем храме[24] и чтобы это был наш рабби. Он сделает все очень достойно, и он знаком с Маргарет, и… — Он внезапно резко замолчал и в полном замешательстве взглянул на Энрике такими же, как у дочери, глазами. — Почему ты вдруг заговорил об этой квартире? Ты что, спятил? Не понимаю, — сказал он и вдруг сделал то, чего Энрике никак не ожидал от человека, настолько сдержанного в проявлении эмоций, как Леонард. Он потянул Энрике за руку, заставил его наклониться к себе и поцеловал в щеку. — Ты наш сын, — повторил Леонард и сдавленным голосом закончил: — Никогда больше не говори об этой ерунде.