Читать книгу "Високосный, 2008 год - Александр Омельянюк"

А в прошлом году в Муроме Настя побывала в двух монастырях, мужском и женском, в одном из которых покоятся мощи святой княжеской четы Петра и Февронии Муромских.

А в другом монастыре, на крутом западном берегу Оки хранилась рака с мечом Ильи Муромца, мощи которого, как известно, покоятся в ближних пещерах Киево-Печерской Лавры.

Тогда Анастасию поразила красота и ухоженность внутренних дворов монастырей, где в одном из них гуляли даже фазаны, находился бассейн с рыбой, размещались цветники и розарий.

Чувствовалось, что всё это было устроено с большой любовью.

Единственное, что неприятно тогда удивило Настю, так это до тех пор не восстановленный Девичий монастырь на горе северной окраины Мурома.

Настя с Лией тогда посетили ещё и храм Николая Чудотворца (Храм Николы Мокрого), в котором покоятся мощи святой княгини Иулиании Лазаревской, и облили свои телеса водой прихрамового святого источника.

Во втором пункте прошлого путешествия, в Дивеево, Настасья тогда побывала в женском монастыре, где покоятся мощи Серафима Саровского.

В окрестностях всемирно известного селения находится множество родников – святых источников.

И в последнее время при этих источниках были обустроены купальни для омовения прихожанами и всеми желающими своих грешных тел, с целью исцеления и получения божьей помощи.

В семи из них тогда искупались Настя со своей компанией. Она обратила внимание на то, что даже в будничный день в монастыре было много народа, тысячи полторы.

Тогда же она впервые увидела восстановленную «Канавку», по которой верующие шли со своими молитвами. На Настю произвели впечатление размеры этой Канавки. И не только её протяжённость около километра, но и большая ширина, около двух метров, и особенно глубина, до двух с половиной метров.

А перед ракой преподобного Серафима Саровского Настя наблюдала, якобы, как она сама выразилась, чудесное исцеление от беснования женщины средних лет.

А последним местом её прошлогоднего путешествия был Санаксарский мужской монастырь в Мордовии. В этом монастыре покоились мощи преподобного Фёдора Санаксарского, его племянника, праведного адмирала Фёдора Ушакова, и преподобного Александра Санаксарского.

Настя посетила там и могилу старца схиигумена Иеронима, что было её главной целью, так как она его очень почитала ещё при его жизни.

Но в этом году Насте пришлось довольствоваться ожиданием в доме двоюродного брата возвращения из паломничества своих сестёр и подруги.

Вскоре те вернулись довольные, но уставшие. И, как в прошлом году по этим святым местам их возили на своих авто друзья Сергея, которые и сами были не прочь не лишний раз посетить известные святыни, иногда с жёнами.

После возвращения домой, Платон и Настя вечером на даче обменялись новостями своей жизни, рассказав друг другу о наиболее запомнившемся, произведшем наибольшее впечатление. Ксения в основном слушала.

Платон, естественно, ознакомил Настю с тем, что ей всегда было интересно, а она его – тоже с тем, что было интересно ей самой.

Узнав о воззрениях отца Митрофана на деятельность современной русской православной церкви, Анастасия не удержалась от своего возмущения некоторыми несправедливыми сентенциями иеромонаха:

– «Да, с некоторыми его высказываниями я согласна! Но всё, что касается внутрицерковной жизни – просто бредни! Насчёт службы высших офицеров КГБ в руководстве Церкви – это враньё! Видимо устами этого отца Митрофана говорит старая обида за его отлучение от церкви? А ведь от неё просто так не отлучают. Видно он сильно провинился?! Поэтому и иеромонахом он быть не может! Он просто ряженный, ведущий подрывную работу против церкви!».

– «А я видела этого священника! Действительно он чем-то обижен! В своём старом, драном, замусоленном подряснике выглядит, как бомж!» — со своим единственным знанием вмешалась в разговор Ксения.

– «А что это он навёл навет на Алексия второго? Ведь Алексий как раз и боролся с этими обновленцами, защищая догматы и каноны веры. Именно под его руководством Русская Православная Церковь стала по-настоящему независимой и самостоятельной, и начала борьбу со старыми обновленцами, за реабилитацию незаконно и несправедливо репрессированных её служителей! У этого отца Митрофана кругом просто какая-то разножопица!?» – вконец возмутилась Анастасия.

– «Так разножопица – это ещё ничего! Хуже, когда разноёбица!» – успокоил её брат, вызвав своей поддержкой радостный смешок сестры.

Несколько успокоившись, она продолжила:

– «И как раз, вполне можно сказать, что только церковь-то сейчас и видит всю опасность происходящей борьбы за умы и души молодого поколения, и действует! Всё видит, и ещё как действует! И не видеть этого может только или человек, отставший от жизни, или сильно ею обиженный, или враг России! А про, не имеющий границ, ад непонятно?».

– «Да это он сказал наверняка в шутку! Я и то знаю, что ад резиновый!» – вмешался в бурный монолог истинно верующей, всё ещё неверующий брат.

– «А по поводу открывшейся ему, якобы, истины, он тут сам выступает, как «истина в последней инстанции», что свидетельствует о его большой гордыне, совершенно не свойственной православному типу священнослужителя! А со всем другим я абсолютно с ним согласна!» – закончила яркий спич Анастасия.

Затем они отвлеклись на другие темы.

Но вновь посетившая Анастасию мысль о только что выстраданном, не была братом перебита:

– «Платон! По твоим рассказам я поняла, что этот самый отец Митрофан не зря был в своё время отлучён от церкви! По его поведению и некоторым высказываниям чувствуется, что он страдает большим самомнением! А своими бесчестными высказываниями и деятельностью он вносит лишь раскол среди верующих! И, похоже, действует осознанно?!

И, возможно, твой товарищ, как его по фамилии…? В общем, Пётр, был недалёк от истины, что этот самый отец Митрофан всего лишь сектант-раскольник!».

– «Да! Ты, пожалуй права!» – завершил её мысль запоздалым выводом Платон.

– «Конечно! Это очевидно! И ты понял это?! Это же, правда!».

– «А правду можно объяснить только умному человеку!» – помог он сестре правильно закончить её мысль.

На этом они и разошлись по саду-огороду.

Настя неспроста запомнила имя Петра Журавлёва. Своей позицией он ей немного напомнил их общего с Платоном отца Петра Петровича Кочета, непримиримого полемиста, отлично владевшего навыками спора, использовавшего для этого иногда даже и софистические доказательства.

И Платон это прекрасно понял. Анастасия, в отличие даже от самого Платона по характеру была ближе к Петру Петровичу, особенно в части того, что касается уважения к людям, и не хамления им ни при каких обстоятельствах. За всю жизнь они с Платоном ни разу не ругались.