Читать книгу "Любовь одна - Инга Берристер"

Миссис Пресли поняла намек и вышла, на секунду задержавшись у дверей, чтобы выключить свет. Что-то случилось, она это знала. Но знала и то, что дочь расспрашивать бесполезно — все равно ничего не добьешься. Со взрослыми детьми всегда так. Ты их любишь, заботишься о них точно так же, как когда они были маленькими. Но дети повзрослели, и теперь их боли и обиды уже не прогонишь, просто приласкав и поцеловав в макушку.

Дороти явно что-то гнетет. Дочь предпочитает держать это при себе и справляться с проблемой в одиночку. Но материнское сердце подсказывало: это что-то серьезное. Очень серьезное. Иначе Дороти не приехала бы к ним вот так, ни с того ни с сего. Дочь всегда отличалась независимостью и упрямством. Даже когда была под-ростком и так мучительно переживала свою влюбленность в Данка Эшби-Кросса.

Миссис Пресли в задумчивости остановилась на лестнице. В тот вечер она вообще много думала, и мысли ее были исполнены материнской тревоги.

Дороти провела у родителей три дня. Ее окружили теплом и заботой. Ей было очень хорошо. Так хорошо, что она даже забыла про Дункана. То есть не то чтобы забыла… Просто здесь ей было проще не думать о нем. Мысли, конечно же, появлялись, но Дороти не давала им мучить себя. Она сразу же переключалась на что-то другое. В доме родителей не было страха, что вот она завернет за угол — и столкнется с ним лицом к лицу. Здесь Дороти была в безопасности и от мучительных воспоминаний о прошлом, и от боязни того, что ждет ее в будущем, — гнетущая, мрачная перспектива неизбывного одиночества.

Дункан когда-нибудь женится… От этой мысли Дороти невольно вздрогнула. Ну как, как ей смириться с тем, что у Дункана будет жена, а потом и дети, что он будет счастлив. А она?.. Что останется ей? Дороти едва не расплакалась от жалости к себе. А потом вдруг разозлилась.

Так нельзя, твердо сказала она себе. Надо что-то делать. Если она поняла, что не сможет жить в одном городе с Дунканом, видеть его постоянно и мучиться оттого, что не может быть с ним, значит, надо уезжать. Первым делом необходимо вернуться в город и откровенно и честно сказать Тресси, почему она решилась на такой шаг. А потом уже можно приступить к составлению планов на будущее и придумать нечто такое, за что можно будет зацепиться, чтобы остаться на плаву.

Если бы Дункан приехал ненадолго, только на похороны деда, а потом снова вернулся в свою Америку… Если бы Дороти была уверена в том, что ей придется потерпеть совсем немножко, а потом она уже никогда не увидит Дункана… Тогда она бы справилась с собой. Рано или поздно забыла бы Дункана, прогнала из памяти его образ. Но сейчас… сейчас это было невозможно.

Дороти очень хотела возненавидеть Дункана за то, что он так ее мучит, пусть даже по незнанию, пусть даже не желая сделать ей больно. Ведь он ничего не понимает. А что, сказала себе Дороти, было бы лучше, если бы он понял? Неужели ей хочется, чтобы Дункан узнал о ее чувствах и пожалел ее?

Она решительно тряхнула головой. Нет, только не это. Гордость и уважение к себе — это все, что осталось сейчас у нее. Пусть даже от них было мало толку, пусть они и не смогли защитить ее от этой безумной любви… Hfe от любви даже, а от неизбывной боли. Но все-таки они были, гордость и чувство собственного достоинства. Не так уж это много. Но не так уж и мало.

В среду утром, несмотря на протесты родителей и настойчивые просьбы задержаться еще хотя бы на пару дней, Дороти уехала.

— Я почти выздоровела, — сказала она матери. — Да и нехорошо, что Тресси там одна. У нас сейчас очень много дел, а я, получается, ее бросила.

Миссис Пресли приводила Дороти до калитки и стояла там, пока машина дочери не исчезла вдали, а потом повернулась к мужу:

— Очень надеюсь, что все у нее будет хорошо. Может быть, позвонить Дункану и…

— Никуда ты звонить не будешь, — твердо сказал мистер Пресли и тихо добавил: — Это будет неправильно… и нечестно по отношению к ним обоим.

— Да, милый, наверное, ты прав. Просто мне больно на нее смотреть. Она такая… несчастная.

— Понимаю. Я все понимаю. — Мистер Пресли взял жену за руку, и они вместе вернулись в дом.

9

Завтра утром Дороти пойдет к Тресси и скажет ей, что собирается уезжать. Навсегда. А сегодня у нее масса свободного времени. Мучительно длинный день, который надо чем-то заполнить, как-то прожить… Пожалуй, стоит прогуляться. Подышать свежим воздухом, размять ноги, проветрить мозги. И тогда, может быть, она наконец придумает, что ей делать дальше.

Дороти решила пройтись вдоль берега реки, а потом подняться на холм. Где-то на полдороге она почувствовала, что натерла ногу. Возвращаться домой не имело смысла — ближе было до города, через поле и парк. Но, добравшись до аптеки, Дороти уже заметно хромала.

Аптекарь сочувственно выслушал ее жалобы и предложил сесть в огромное старинное кресло, которое в аптеке держали для пожилых клиентов. Дороти наклеила пластырь, надела носок и зашнуровала кроссовку. Черт бы побрал эту новомодную обувь! Стоили кроссовки дорого, но были скорее экстравагантными, нежели удобными. Дороти купила их в тот период, когда ее вдруг потянуло на какие-то смелые выходки. О чем сейчас пришлось пожалеть. Конечно, на сегодня пешие прогулки закончены. Дороти решила доковылять до площади и сесть на автобус, благо тот шел почти до самого дома. Прихрамывая, она вышла из аптеки и направилась к остановке.

Улица была пустынна. Дороти прошла уже почти половину пути, как вдруг кто-то подошел к ней сзади, схватил ее за руку и прижал к стене. Она резко дернулась, пытаясь вырваться, и услышала ехидный голос Дональда Форбса:

— Так спешим, что и старых друзей не видим? Даже сказать «привет» времени нету?

Пусть даже в его словах не было ничего предосудительного, Дороти очень не понравилось, как Форбс с ней обращался. Он мертвой хваткой вцепился ей в руку и по-прежнему прижимал ее к стене. Дороти не могла даже отодвинуться от него, потому что ей некуда было отодвигаться.

Ее сердце бешеноколотилось в груди. Она боялась Дональда Форбса, как, наверное, любая женщина боится мужчину, который не ис-лытывает к ней ничего, кроме похоти и ненависти.

— Ну что, весь твой гонор куда-то делся, да, крошка? — Он смотрел на нее, упиваясь ее замешательством. — Думаешь, ты какая-то особенная? Ну так должен тебя огорчить: ты такая же, как все. А теперь будь умницей, попроси меня хорошенько, и я, может быть, отпущу тебя.

Дональд протянул руку к ее лицу. Дороти резко отшатнулась. Он был ей противен. До тошноты.

— А-а, ты упрямишься? Так даже лучше. Чем больше будешь упрямиться, тем мне приятнее. Люблю норовистых женщин.

— Дороти? С тобой все в порядке? — раздался знакомый голос.

Сейчас Дороти обрадовалась бы любому спасителю. Пусть даже и Дункану. Дональд Форбс мгновенно отпустил ее, буркнул что-то насчет того, что они еще встретятся, и быстро — почти бегом — пошел вниз по улице.

— В чем дело? Он тебя обидел? — нахмурился Дункан.