Читать книгу "Восход - Виктория Хислоп"

– Это Макариос – самая большая опасность для острова, – отпарировал Христос. – А не мы.

Маркос поднял стекло, включил радио и уехал.

«Our love is like a ship on the ocean…»[24]

Передавали самые популярные хиты лета. Он знал слова наизусть и подпевал во весь голос. Мать всегда говорила, что он хорошо поет, и была права.

Погода стояла идиллическая, ярко-синее море сверкало. В порт заходил круизный лайнер.

«… Rock the boat, don’t rock the boat, baby»[25].

Маркос надеялся, что его лодку ничто не раскачает. Ему казалось, что все под контролем, а любовь и привязанность Афродити были самым лучшим в его жизни.

Сразу после песни начался выпуск новостей. Речь шла об открытом письме Макариоса Федону Гизикису, которого Иоаннидис назначил на пост президента Греции. Макариос обвинял правительство Греции в заговоре против себя и в намерении уничтожить Кипр как государство.

Диктор зачитал часть письма: «Я не раз подозревал, а однажды почувствовал, как невидимая рука протянулась из Афин, чтобы покончить с моей земной жизнью».

Макариос требовал, чтобы Афины отозвали шестьсот греческих офицеров, которые были теперь в рядах кипрской Национальной гвардии, поставляя человеческие и материальные ресурсы ЭОКА-Б.

В этот ясный солнечный день Маркос, как и все другие, слушающие радио, задал себе вопрос: «К чему приведет такое резкое заявление?» Очень скоро они получат ответ.

Глава 14

Через две недели, ранним утром 15 июля, начался штурм президентского дворца в Никосии. Бронированная техника и танки прорвались через ворота и обстреляли здание. Нападающие ворвались внутрь в поисках Макариоса. Вскоре дворец уже пылал.

Слух о перевороте мгновенно облетел маленький остров. Жители Кипра прильнули к радиоприемникам. В доме Ёзканов, в квартире Георгиу, в офисах «Восхода» люди не могли прийти в себя от потрясения. По радио звучала военная музыка. Затем последовало объявление: «Макариос мертв».

После этого – мрачное предупреждение: «Ситуация находится под контролем Национальной гвардии. Всем, кто вмешается, грозит казнь».

Разошелся слух, что назначен новый президент – Никос Сампсон, бывший борец ЭOKA.

Безутешная Ирини Георгиу рыдала. Она относилась к Макариосу с большой симпатией. Изменение его позиции в отношении энозиса смутило ее, но вне зависимости от политических целей президента она верила, что человек духовного сана должен быть по определению хорошим.

– Вот еще одна утрата, – пожаловалась она дочери. – Ужасная смерть! Бедный, бедный… Когда же это все закончится?

Они с Марией, которая была снова беременна, слушали новости весь день. Малыш Василакис без устали играл деревянными кубиками, погрузившись в собственный мир. Макариоса обвиняли в том, что он привел страну к такой ситуации. Диктор сообщил, что Национальная гвардия захватила власть, чтобы не допустить гражданской войны.

Когда Паникос вернулся домой из своего магазина электротоваров пораньше, чтобы побыть с женой и сыном, Ирини Георгиу осталась одна. Никого из ее мужчин не было дома. Муж и оба сына еще не вернулись.

– Где же они, как вы думаете? – Она в отчаянии заламывала руки. – Когда же они вернутся? Думаете, с ними все в порядке?

Никто не мог ответить на ее вопросы. Мария и Паникос бормотали лишь бесполезные слова утешения.

Ирини металась по комнате взад-вперед, выходила из дому, шагала по улице, словно надеясь их там встретить, возвращалась в дом, присаживалась на минутку и повторяла все сначала.

– Что нам делать? – непрестанно повторяла она.

Ирини была на грани истерики и постоянно крестилась.

– Уверен, они скоро придут. – Паникос успокаивающе гладил тещу по руке.

Время тянулось невыносимо медленно. Первым вернулся Василис.

– Агапи му, прости. На дороге всюду блокпосты, проехать невозможно. Ты, наверное, волновалась?

Они обнялись, и Ирини расплакалась.

– И почему мы не установили телефон? – сокрушался Василис. – Я бы мог тебе позвонить.

Вскоре явился Маркос. Ему и в голову не пришло, что мать будет так тревожиться.

– Я был вынужден задержаться в отеле, – объяснил он. – Нужно было успокоить гостей. Объяснить, что все в порядке.

Теперь ждали только Христоса.

– Мама, он скоро явится, – успокаивал ее Маркос, хотя сам слабо в это верил.

Ирини начала готовить. Она не знала другого способа отвлечься и перестать думать о сыне. Накрыла на стол, положив приборы и для Христоса, и все сели есть. Входную дверь оставили открытой, чтобы увидеть его сразу, как только он появится на пороге.

Ирини с Марией убирали со стола, когда в дверях показалась мужская фигура. Ирини уронила нож, спеша навстречу сыну. Христос стиснул мать в объятиях. Он был широкоплечим и на фут выше ее ростом.

Ирини вдохнула запах пота и машинного масла, которым пропах ее младший сын, и прижалась к нему еще крепче. Наконец он ее отпустил.

– Ты наверняка голоден, – сказала она.

– Еще как! Как волк, – ответил он.

– Ты в курсе, что творится? – Василис не знал, слышал сын о перевороте или нет.

– Разумеется, в курсе, – подтвердил Христос, стараясь не показывать свою радость, которая росла в нем с каждым днем.

Ирини Георгиу поняла, что младший сын не разделяет ее печали по поводу смерти Макариоса. Все его поведение в тот вечер подтверждало то, о чем она и так давно догадывалась.

Паникос возился с радио, пытаясь уменьшить помехи, и настроился на другой канал.

Вдруг они услышали голос, который тотчас узнали. Это был голос Макариоса. Судя по всему, похоронили его преждевременно. Президент рассказывал репортеру, как ему удалось выбраться из дворца во время штурма. Он остановил проезжающую машину, и та увезла его в горы Троодос. Оттуда он перебрался в монастырь, а потом в Пафос, откуда сейчас ведет вещание нелегальная радиостанция.

«Вместе мы выполним священную миссию сопротивления и завоюем свободу, – закончил выступление президент. – Да здравствует свобода! Да здравствует Кипр!»

Воскресение Макариоса поразило Ирини даже больше, чем известие о его смерти. Она была уверена, что все они свидетели чуда, и вечером плакала даже больше, чем утром. Все ее любимые мужчины вернулись.

– Господь на стороне Макариоса! – ликовала она.

Василис взглянул на жену. Когда Ирини Георгиу говорила о Макариосе, она рисовала в своем воображении благодушного бородатого священника. Его богобоязненная жена благоговела перед кем угодно в церковном облачении. Василис же видел политика с хитрыми глазами и был убежден, что у этого человека есть два абсолютно разных лица.