Читать книгу "Афганская ловушка - Олег Брылев"

Что касается нашей «четверки», то им, конечно, было легче. По крайней мере, их жизням ничего не угрожало, инициатива и «право» первой очереди были у них, хотя ситуация могла развиваться и вопреки сценарию. Я далек от мысли, что они могли тогда что-либо знать о существовании зарубежных разработок, но они оказались на острие событий, ведомых Андроповым. В этом была их беда. Уверен, что они по мере своих возможностей старались честно и добросовестно выполнять свой долг и были патриотами. Но волею судьбы они оказались не в том месте и не в то время. Из всех четверых тяжелее всего приходилось, пожалуй, лишь доверенному лицу Андропова — Б. Иванову. Без сомнений, он накануне получил основательную взбучку от разгневанного Юрия Владимировича. Тот должен был оправдываться перед Брежневым вопреки своим клятвенным заверениям. Да еще испортил более предусмотрительный план Генсека с привлечением «мусульманского» батальона.

Нагоняй от Андропова за срыв «правительственного» задания — это было чревато. На таком уровне провинившимся и стреляться приходилось. Если вспомнить, к примеру, самоубийство 28 декабря 1979 года ранее упоминавшегося замминистра МВД генерал-лейтенанта Папутина В.С.

Остальные были вроде соучастников, по долгу службы имея соответствующие поручения от своих министров — Громыко и Устинова. Но те скорее действовали по фактической обстановке, не ведая истинной подоплеки событий. Они лишь знали, что так решили Брежнев с Андроповым.

Резко менявшаяся в худшую сторону обстановка, дефицит времени, нависшая над Тараки опасность, кремлевский пресс, отсутствие альтернативного выхода, и все это в крайне нервном напряжении явно требовало архисрочных, сиюминутных решений и тем более действий.

По поводу стрелявших. То, что о готовящемся на Амина покушении 13 и 14.09 его предупредил Саид Тарун, сомнений и сейчас ни у кого не вызывает. Тогда он еще был «свой» и пользовался доверием Тараки и остальных приближенных. Заговор готовился группой лиц, и лейтенанты прямо или косвенно были в него вовлечены. То, что они явно разделяли недоброе отношение к Амину, также очевидно. Они были молодыми и неискушенными. На службе исполнительные, добросовестные и дисциплинированные. Одновременно почтительные по отношению к вышестоящим, тем более к вождю Саурской революции. И вдруг так вот разом, спонтанно, одновременно вдвоем решились на самочинную расправу не над кем-нибудь, а над самим Амином? Без ведома Нур Мохаммада Тараки, находившегося тут же за дверьми вместе с высокопоставленными советскими представителями? Шедшего по их приглашению фактически как гостя, убивать которого в своем доме противоречит пуштунским традициям?

Вряд ли. Рискну утверждать, что у них, стрелявших в упор буквально с нескольких метров, просто тряслись руки. Поэтому и не смогли поразить Амина. Скорее всего, у них в головах творился сумбур. Одно дело быть в курсе событий, другое — самим вдруг накануне получить такую задачу и стать исполнителями. Назавтра, не выдержав пыток, они признаются, что приказ на убийство Амина им за пару часов до этого отдал лично Сарвари.

Потому и промахнулись, что тряслись. И Амина не преследовали — инструктажем не предполагалось. Растерявшись, Касым тут же кинулся к Тараки, впопыхах сообщив о смерти «предателя» Таруна, ранении аминовского адъютанта и исчезновении чудом уцелевшего Хафизуллы. Кто стрелял — всем присутствовавшим и так было понятно (кроме Пузанова). Касыму срочно требовались новые инструкции, так как подобный разворот сценария явно не предусматривался. Позже наши соучастники дружно пытались изображать из себя эдаких ошарашенных, ничего не понимавших, в то время как Касым, по их словам, «что-то сбивчиво докладывал Тараки на пушту, которым они, естественно, не владели»… Вроде бы так и не получив объяснений (из-за пушту?), решили за оными отправиться к Амину. Интересно, а как наша «четверка» общалась с Тараки до прибытия Амина, был ли до сей поры неведомый и еще нигде не упоминавшийся переводчик? Оказывается, был — по свидетельству А. Пузанова, в этой роли выступал второй секретарь посольства Дмитрий Рюриков, но пушту он не владел. Мог там присутствовать и референт, старший переводчик подполковник Иван Крамарев, который всегда сопровождал Горелова, но был ли он там в описываемый момент — точно не известно. Как утверждает Николай Пиков, он великолепно владел дари, однако пушту тоже не знал. Вношу ясность — русским языком владел пуштун Касым. Это — исключительно важное обстоятельство, снимающее многие вопросы касаемо там присутствующих… Они явно лукавят, наверняка тут же получив всю нужную информацию от него.

Действуй Касым и Бабрак по своей воле и инициативе, будучи настроенными столь яро и решительно покончить с ненавистным Амином, как это им приписывается, разве не ринулись бы они ему вдогонку с намерением добить? Времени-то у них было предостаточно, так как Амину еще предстояло добраться по ступеням вниз до первого этажа, а затем до машины. Тем более что Амин, явно сохраняя самообладание, не просто удирал, а еще спасал и тащил за собой раненого, окровавленного адъютанта В.Зирака, пока его охрана, растерявшись, бездействовала. Вместо этого один кинулся к Тараки с вопросом «что делать?», а другой с перепугу застыл истуканом…

Учитывая вышеизложенное, нет оснований сомневаться, что присутствовавшие у Тараки неожиданно оказались перед каким-то чудовищным фактом вопреки их «миротворческой» миссии, как это до сих пор они пытались изображать. Не будем забывать, что в это самое время в Баграмском капонире в нетерпеливом ожидании находился Кармаль.

Попробуем оказаться на месте Тараки. Разве среагировал бы он так обреченно вслед за исчезновением Амина, произнеся «Это конец!»? Будь он на самом деле поражен неожиданным сумасбродством подчиненных, разве не арестовал бы их немедленно и не отдал бы под трибунал, доказывая свою непричастность? Не кинулся бы сразу же к Амину? Ведь Тараки вовсе не был тем мягкотелым «пожилым теоретиком», каким его иногда изображали. Он вместе с Амином безжалостно и беспощадно руководил расправами над парчамистами осенью 1978 года и позже над участниками выступлений против новой власти. Так же хладнокровно он накануне принес в жертву Амина.

Однако в сложившейся ситуации Тараки ровным счетом ничего и не думал предпринимать в отношении «стрелков». Да и как он мог поступить иначе с преданными ему людьми, если они выполняли его волю? Проиграв, он был просто подавлен и растерян. Поэтому ничего и не предпринял, косвенно подтверждая свою роль.

Советская же «четверка», тоже растерявшись, двинулась к Амину, как сообщит потом Пузанов, «узнавать, в чем дело…». Благо резиденция того находилась рядом, через ограду. «Узнавать» у человека, только что едва не принявшего в себя несколько автоматных очередей в десятке метров от помещения, где находились и они, его туда же и пригласившие. Нужно было предпринимать хоть что-то в почти безнадежных попытках спасти Тараки. Заодно и как-то выкрутиться из положения. Вляпались-то они в него по своей инициативе.

Мне рассказывал В. Заплатин, как, вернувшись после обеда на службу и выйдя на балкон, наблюдал, как Амин усаживался в «мерс» и отправлялся к Тараки в соседнюю резиденцию. Через несколько минут там раздались выстрелы, вслед за которыми тут же обратно примчался Хафизулла. Весь взъерошенный и растрепанный, он вначале пытался вытащить из машины окровавленного Вазира. Опомнившись, затолкал его внутрь и сразу же отправил в госпиталь. Он даже руки не успел вымыть от крови, как появились наши «миротворцы». Амин фактически бесцеремонно вытолкал их за дверь, объяснив, что это именно они его пригласили и подставили под пули, что именно Тараки вновь пытался его убить и что теперь они разберутся сами …