Читать книгу "Прежде чем я усну - Си Джей Уотсон"

Неужели все могло кончиться так просто? Вторая авария завершит начатое при той давней, первой? Мне и так кажется, что я мертва уже двадцать лет, но неужели все идет именно к такому концу?

Кто пожалеет обо мне? Мой муж. Мой доктор — впрочем, для него я лишь пациентка. И больше никто. Неужели круг близких людей так невелик? Неужели все друзья постепенно покинули меня? Значит, когда я умру, обо мне очень скоро забудут.

Я посмотрела на мужчину за рулем машины. Вот такой же человек, как он, сбил меня тогда. Лишил всего. Лишил самой себя. А сам жив, и ему хоть бы хны.

«Ну уж нет, — подумала я. — Время еще не пришло. Как бы мне ни было суждено умереть, так я не желаю». Я подумала о моем романе. О ребенке, которого вырастила. И о вечеринке под звуки фейерверка, где мы были с моей лучшей подругой, боже, как давно. Мне еще есть, что вспоминать. Мне предстоит многое узнать. Прежде всего — правду о самой себе.

Одними губами я произнесла извините, перебежала дорогу и дальше через ворота — в парк.

Там, посреди большой лужайки, стояла палатка. Кафе. Я вошла, взяла кофе и присела на скамейку, обхватив бумажный стаканчик обеими ладонями, чтобы согреться. Напротив была детская площадка. Горка, качели, карусель. Маленький мальчик сидел на деревянной божьей коровке на толстой пружине и раскачивался взад-вперед, облизывая мороженое, несмотря на холод.

В мозгу вспыхнуло видение: я в детстве играю на такой же площадке с другой девочкой. Вот мы карабкаемся по лесенке в деревянный домик, чтобы с ветерком скатиться оттуда по металлической горке. Тогда она казалась ужасно высокой, а сейчас я с улыбкой понимаю, что она ненамного выше моего нынешнего роста. Мы испачкались с ног до головы, мамы ругаются, и мы мчимся домой, прижимая к груди пачку жвачки или пакет с ярко-оранжевыми чипсами.

Это воспоминание? Или мое воображение?

Я смотрела на мальчика. Он был один. Казалось, в парке больше никого, только мы с ним под затянутым тучами небом. Я прихлебнула кофе.

— Эй! — крикнул мальчик. — Тетя!

Я вскинула голову, потом снова опустила.

— Э-эй! — крикнул он уже громче. — Тетя, помоги! Покрути меня!

Он встал с качелей и подошел к карусели.

— Покрути меня! — потребовал он. Он попытался сам толкнуть всю конструкцию, но, несмотря на видимые усилия — бедняжка побагровел от натуги, — она едва сдвинулась с места. Он оставил попытки, ужасно огорченный.

— Ну пожалуйста!

— Подожди немного, малыш, — сказала я.

Он расстроился еще больше. Я глотнула еще кофе. Пожалуй, посижу здесь, подожду, пока придет его мать. Присмотрю за мальчиком.

Он забрался на карусель и шаг за шагом дошел до самого центра.

— Ну покрути меня! — опять крикнул он. Уже тише. Умоляющим голосом.

Я уже пожалела, что пришла сюда и что не могу накричать на него. Я сейчас чувствовала себя вне этого мира. Не принадлежащей ему. Даже опасной. Я все думала про фотографии, которые сорвала со стены в ванной и разбросала по полу. Я пришла сюда, чтобы побыть одной. А тут он.

Я взглянула на мальчика. Он снова подошел к краю платформы и пытался раскрутить карусель, отталкиваясь ножкой, но та едва касалась земли. Он выглядел таким хрупким, беспомощным. И я подошла к нему.

— Подтолкни меня! — крикнул он.

Я поставила стаканчик на землю и улыбнулась.

— Ну, держись! — сказала я и легла всем телом на перекладину. Конструкция оказалась тяжеленной, но все же стала поддаваться, и я двинулась по кругу, постепенно разгоняя ее.

— Поехали! — крикнула я и присела на край платформы.

Мальчик счастливо улыбался, вцепившись в поручень изо всех сил, хотя мы крутились не на такой уж большой скорости. Руки у него замерзли, даже посинели. На нем были слишком легкая для такой погоды зеленая курточка и джинсы, подвернутые внизу. Интересно, кто это отпустил его гулять без перчаток, шарфа и шапки?

— Где твоя мама? — спросила я.

Он пожал плечами.

— А папа?

— Не знаю, — сказал мальчик. — Мама сказала, что папа нас бросил. Что он нас больше не любит.

Я посмотрела ему в лицо. Он произнес это без намека на обиду, без нотки грусти. Для него это была просто констатация факта. На секунду мне показалось, что карусель стоит не шевелясь, что наоборот, это мир вращается вокруг нас.

— Но я уверена, что мама-то тебя любит, — сказала я.

Он помолчал.

— Иногда.

— А иногда, получается, нет?

Молчание.

— Кажется, нет.

У меня затрепетало сердце, как будто наступил какой-то поворотный момент. Момент истины.

— Она так говорит. Иногда.

— Это грустно, — сказала я.

Мимо пронеслась скамейка, на которой я только что сидела. И еще раз. Мы крутились, крутились, крутились.

— Как тебя зовут? — спросила я.

— Альфи, — сказал он.

Мы уже начали замедляться, мир за его спиной принимал привычные очертания. Я опустила ногу и оттолкнулась от земли, снова раскручивая карусель. Я еле слышно произнесла его имя. Альфи.

— Иногда мама говорит, что, если бы я жил в другом месте, ей было бы лучше, — сказал он.

— Она, наверное, так шутит? — спросила я.

Мальчик пожал плечами.

Мое тело было как натянутая струна. Я уже видела, как спрашиваю его: мальчик, хочешь пойти со мной? Домой. Будешь жить у меня. Представила, как просияет его лицо, хотя, конечно, ему запрещают ходить куда-то с чужими. «Но я-то не чужая», — скажу я. Я подниму его — тяжелого, пахнущего сладко-сладко, шоколадом, а потом мы пойдем в кафе. «Какой хочешь сок?» Он попросит яблочный. Я куплю ему сок, сладости, и мы уйдем из парка вместе. Всю дорогу он будет держать меня за руку, и так мы дойдем до нашего с Беном дома, а вечером я мелко нарежу мясо и сделаю ему картофельное пюре, а потом, когда он уже наденет пижаму, я прочитаю ему сказку, а когда он заснет, я заботливо подоткну ему одеяло и легонько поцелую в макушку. А назавтра…

Стоп. Для меня не существует завтра. Как не существует и вчера.

— Мама! — вдруг крикнул мальчик.

Вся в мечтах, я на секунду подумала, что он зовет меня, но он спрыгнул с карусели и помчался к кафе.

— Альфи! — крикнула я, но тут увидела, что к нам приближается женщина, держа в каждой руке по пластиковому стаканчику. Когда мальчик подбежал ближе, она наклонилась к нему. А он весь прильнул к ней.

— Все в порядке, Тигренок? — спросила мать и подняла взгляд вверх — на меня. Ее глаза сузились, скулы напряглись.

Мне захотелось крикнуть: я ничего не сделала, отвяжитесь от меня!