Читать книгу "Забытый человек - Дарья Бобылева"

Вера Петровна слушала в душной кухоньке радио и иногда настороженно поворачивала голову к окну. Что-то стукалось о стекло – слабо, еле слышно. Вера Петровна была уверена, что это осы, и сердилась на невоспитанных насекомых.

В начале августа в «Облепихе» случилось чрезвычайное происшествие – громкое, но незначительное. Поссорились Поля и Толя, неразлучные образцовые супруги предпенсионного возраста, всегда приезжавшие и уезжавшие вдвоем, вдвоем ходившие в лес и вдвоем же растившие в теплице умопомрачительные фиолетовые помидоры и желтые баклажаны.

Поссорились они поздно вечером, почти ночью. Единственная улица поселка огласилась криками, захлопали калитки, и Яна тоже пошла узнать, что случилось.

Зрелище было необычное: Толя гнался за Полей, которая пыталась уйти от него быстрым шагом, не переходя на бег, хватал ее за руки и причитал заячьим голосом:

– Скучно тебе?! Неинтересно? Надоел старый хрен, молодых захотелось? Ненужно все? А что ж тебе тогда нужно?!

– Я счастливой быть хочу! – отвечала Поля и хохотала русалочьим смехом, как провинциальная актриса.

Супруги вышли в круг света одного из трех фонарей, освещавших «Облепиху» по ночам. Поля была маленькая, сухая, с дряблыми грудками под пышной блузкой в горошек. У Толи, тоже низенького, беспомощно выпирало под тонкими ребрами пивное брюшко. Яна вся изошла жалостью – бедные старички, что же это с ними такое, то ли с ума сошли, то ли напились впервые за последние двадцать лет.

– Что тебе нужно-то? – в отчаянии выкрикивал Толя. – Что тебе тогда нужно?!

А Поля вдруг крепко поцеловала его и потянула за собой, в темноту.

– Что ты, ну что ты, – ворковала она. – Все же это лишнее… Все неважное… Надо только, чтобы хорошо было, красиво. Вот посмотри… – Она подняла руку вверх. – Как красиво…

Толя посмотрел на небо хмуро, обиженно. Потом лицо его разгладилось, и он мечтательно вздохнул.

– Пойдем, – ласково сказала Поля. – Давай, давай…

У соседней калитки Яна заметила толстую Людмилу. Она, запрокинув голову, смотрела в небо и улыбалась. За забором напротив стояли Димочка и его теща и тоже смотрели вверх. Одинокий фонарь был недалеко от Яниной калитки, его частично закрывала старая липа, но Яна все равно видела лица всех своих соседей, вышедших из домов и уставившихся на небо. И улыбки, блуждающие по этим лицам.

Яна тоже посмотрела вверх. Там, высоко, летело страшное, оранжево-фиолетовое, апокалиптическое небо.

Даша прокралась на кухню и сунула градусник в горячий суп, стоявший на плитке. Потом старательно его вытерла, быстро осмотрела – не лопнул ли, вернулась в свою комнату, юркнула под одеяло и позвала:

– Ма-ам!..

Пришла мама, с грязными руками – копалась на огороде, – но в платье с оборочками, от которого пахло духами. Раньше она никогда не душилась на даче, флакончик с остатками ароматной жидкости хранился в шкафу только для того, чтобы побрызгаться перед возвращением в город. И платье было городское.

Мама взяла двумя пальцами градусник и перестала улыбаться. Даша на всякий случай покашляла.

– Мам, ну мы поедем домой? А то мне плохо. Очень-очень.

Даша сверлила маму серьезным и мрачным взглядом. Между редкими бровками прорезалась жалобная складка, губы дрожали, и в случае отказа Даша явно собиралась зареветь.

Мама потрогала оборку на рукаве и чуточку ее запачкала, вздохнула.

– Поедем. Маргарите Семеновне тебя покажем. Ты полежи пока, я хоть цветов ей на букет наберу.

– Не надо! – взвизгнула Даша.

Мама посмотрела на нее удивленно и испуганно.

– Не надо… цветов… – повторила Даша и спряталась под одеялом.

Проводив взглядом машину Дашиной мамы, прошуршавшую по гравию мимо забора, Димочкин тесть задумчиво оглядел свой посеревший в сумерках сад. У сарая праздно прогуливался Димочка.

– Грядки пленкой прикрой на ночь, – благодушно крикнул ему тесть.

Безотказный Димочка шагнул в сторону огорода.

– Юлька звонила, тоже на дачу хочет, – продолжил тесть. – Съезди за ними завтра.

Юлька разродилась третьим месяц назад, Димочка разрывался между дачей и городом, все требовали приехать, что-то сделать, что-то купить. А теперь она приедет сюда, огромная, крикливая, и продолжит командовать. А ребенок, совершенно на Димочку не похожий, будет орать.

– А я с Юлькой развожусь, – негромко и радостно сказал Димочка.

– К-к-как?!

Димочка молчал. Ему хотелось объяснить тестю, что его необъятная дочь – это вечно бурлящий гейзер, а может – пушка, беспрерывно извергающая претензии, вонь, слизь, приказы и детей, а кроме этого в Юльке нет ничего, совсем ничего. И детей она воспитывает сама, а ему и сказать ничего не дозволяется, и сыновья смотрят на него, как на пустое место, что, в общем, логично, потому что он, Димочка, – всего лишь бессловесный дурак.

Но Димочка не мог подобрать правильные и меткие слова, и тестя ему было жалко, и даже Юльку, и побаивался он все-таки.

– Потому что я хочу покоя. И счастья тоже хочу, – беспомощно улыбнулся Димочка. – Я тоже могу хотеть покоя и счастья. А остальное разве что-то значит?

И вместо того чтобы закрыть на ночь грядки, Димочка развернулся и побрел к калитке. Тесть сначала растерянно смотрел ему вслед, потом начал багроветь от гнева, а потом глаза его затуманились, краска отлила от лица.

– Покой и счастье… – повторил он с нежностью.

Ночью в соседней комнате что-то упало. Яна поворочалась немного, недовольная тем, что в потревоженный сон вторгаются какие-то звуки: шуршание, скрип двери, звяканье ключей. Потом, когда звуки уже стихли, ее как подбросило: Тасик!

Племянника в его кровати действительно не оказалось. Набросив поверх сползающей с груди ночной рубашки платок, Яна вышла на улицу.

– Тасик!

Мохнатая бабочка пощекотала ей крыльями щеку и улетела.

Яна пробежалась по дорожке до туалета и обратно и только потом заметила Тасика, неподвижно сидевшего возле грядок на камне.

– Господи, – выдохнула Яна, – Тасик, ты сдурел? Я же тебя ищу! Ну-ка быстро в дом, простынешь!

– Не простыну, – продолжая смотреть вверх, ответил племянник. – И какая разница, ищешь ты меня или нет.

– Что? – растерялась Яна.

– Все ты волнуешься, теть-Ян. Ребята так и говорят – ты дерганая, – с расстановкой говорил Тасик. – А чего дергаешься? Кому это надо? Только тебе и хуже.

Яна молча слушала, не зная, что ответить.

– Ты большая такая, теть-Ян, а всех боишься. И меня боишься. А цветы зачем повыдергала? Красивые розочки были. И цветов боишься.

– Перестань, – прошипела Яна.

Тасик показал на облака: