Читать книгу "Ланч - Марина Палей"

Вопрос: Мог ли я избежать трехзначного числа женщин? (Стр. 222, строка 22 сверху.)

Ответ: <эксгибиционистским образом наружу. Красота лебедя… Лебедь есть не что иное>

Весь фрагмент был таков:

< …Красота лебедя — это наши фантазии, настроенные изначально на то, чтобы находить красоту в голой отлаженной функциональности. В этом смысле особенно показателен парижский Центр Помпиду с техническими коммуникациями, вынесенными эксгибиционистским образом наружу. Красота лебедя… Лебедь есть не что иное, как плоскодонная миска с наружной, непропорционально длинной трубкой-кишкой, предназначенной, чтобы высматривать дальний корм, умерщвлять его и отправлять для переваривания в ту же миску. На самом конце этой трубки насажена уродливо-маленькая головка с сильной оптической системой и входом в ротовую полость. >

Мне захотелось прочесть дальше:

<Я понимаю, что человек влюбленный, здоровый, счастливый владеет совсем обратной связью причин и следствий. Он уверен, что Гастер лебедя — вовсе не царь, а наоборот — подданный его, лебедевой красоты, да и вообще красоты мира. Разве я не понимаю этой логики?

Но надо понять и меня. Например, я знаю, что, случись мне реально разрезать от голода свою руку и глотать, с голода, свою кровь — критик и литературовед в один голос скажут: «Это уже было у Гамсуна».

Такое отнимает последние силы, и мне трудно разглядеть красоту лебедя. >

Вопрос: Следовало ли мне продолжать мои занятия с красной глиной? (Стр. 1.000, строка 3 сверху.)

Ответ: <наедине с равнодушным осознанием моего поражения в этом мире>

Весь фрагмент:

< … Я остаюсь наедине с равнодушным осознанием моего поражения в этом мире безостановочного взаимопожирания, где у меня легко отнимали мой корм, оставляя в день одну рыбешку из тридцати, где у меня отнимали мозг мой и душу, вынужденных рабски вламывать на добывание остальных двадцати девяти рыб, а значит бесстыдно отнимали самое ценное, бесценное — первое и последнее, что есть у живого существа, — краткое земное время, — но даже и на том кратчайшем отрезке, который мне был оставлен, у меня оказалась отнятой способность воспринимать красоту. А ведь я, словно Aнгел Смерти, был с самого детства покрыт широко открытыми глазами — с макушки до пят, — они различали красоту в навозной жиже так же ясно, как солнце в сквозных небесах… >

Вопрос: Было ли неизбежно то, что было? (Стр. 666, строка 9 снизу.)

Ответ: <обращено к убийствам — прямым или замаскированным — всё это>

Весь фрагмент:

< …Господи, подари мне другое воплощение, принадлежать к homo мне нестерпимо мерзко. Есть, конечно, тьма других мерзких тварей, но какой с них спрос?! У них-то мозг с пуговицу. А у сапиенса… вес мозга по отношению к весу тела…. прогрессивное соотношение… И всё это обращено к убийствам — прямым или замаскированным, — всё это нацелено исключительно на кровавую жрачку. Для чего, Господи, Ты даровал двуногому роскошный мозг, не отключив при том самого обладателя этого мозга от системы всеобщего пожирания? Чтобы человека насмерть затерзала совесть? Но, Ты, Господи, из этой энергии раскаянья, — Ты ведь что-нибудь путное сделаешь? Ведь правда? >

Вопрос: Неизбежно ли то, что будет? (Стр. 688, строка 7 сверху.)

Ответ: <быть этой кровососущей тварью в следующем своем воплощении? >

Весь фрагмент:

< …Летучая мышь, вампир, — у нее такие передние зубы, что она в состоянии делать тончайшие срезы кожи, скажем, у лошади. При этом в слюне ее содержится специальный анастетик, так что лошадь ничего не чувствует. Открывается обильное капиллярное («росяное») кровотечение, притом на большой площади. Вампир жадно слизывает лошажью кровь, добавляя одновременно с этим обезболивающее вещество. Лошадь не просыпается. Под утро, если ночью ее обрабатывала стая вампиров, лошадь уснет вечным сном.

Хочешь быть этой кровососущей тварью в следующем своем воплощении? >

Я закурил. Ха! Почему бы и не стать летучей мышью? Ведь ее не мучает совесть. Ее, кроме прочего, не мучает даже собственное уродство.

Да если уж на то, есть сколько угодно людей, коих не мучает ни то, ни другое! Так что можно, не выходя из человеческих рамок, т. е. оставаясь внутри своего рода и вида, вполне даже наладить свой кайф. Хочешь — в следующей жизни?..

Вопрос: Обратимо ли время? (Стр. 888, строка 8 сверху.)

Ответ: <энергии: пожирание чужой жизни и чужой смерти. Не надо поддаваться>

Весь фрагмент:

< Вообще фантазия Господа Бога тоже не беспредельна. И поэтому, не находя новых форм, Он балуется откровенной эклектикой. На примере летучей мыши это, кстати, и видно. Морда: смесь свиньи с крысой, уши: смесь осла с зайцем, крылья: смесь пернатого с насекомым, ну и т. п. Господу Богу, конечно, и такая модель нужна в его бесконечных puzzles. Но обидно, что для всех, абсолютно для всех, Он установил один и тот же источник энергии: пожирание чужой жизни и чужой смерти. Не надо поддаваться благочинному блеянию баранов и вегетарианцев: и они пожирают. Просто у них, у баранов, равно как у вегетарианцев, настолько туго с воображением, что они считают, будто если у цветочка нет глазок, то он и не видит. Иными словами, vegetarians способны испытывать эмпатическое сострадание только к тем формам жизни, к которым они могут применить свои антропоморфные аналогии. У барашка есть ушки. Его жалко! У пшеницы ушек нет…

Но даже представители флоры, в которых хотели бы реинкарнироваться наиболее совестливые двуногие, — представители, казалось бы, невинной флоры, лютики-цветочки у меня в садочке, — они-то наиглавнейшие пожиратели и есть. О, я не имею в виду какую-нибудь показательно-хищную росянку. Именно лютики, цветочки, трава-мурава, клен ты мой опавший и т. д. Ведь они пожирают Солнечный Свет. Кто понимает, тот понимает: Солнечный Свет — это и есть тело Бога. Кто не понимает, того не убедишь, несмотря на общеизвестную материальность света, состоящего из волн и частиц. Частиц, имеющих массу!.. >

Вопрос: Обратимо ли время? (Стр. 777, строка 7 снизу.)

Ответ: Господи, Ты это придумал?

Все предложение:

<…Змея, чулком, толчок за толчком, натягивающая себя на крысу. Для чего, Господи, Ты это придумал? >

Вопрос: Обратимо ли время? (Стр. 1111, строка 11 снизу.)

Ответ: < чьей. У нее, как и у homo, нет какого-то важнейшего предохранительного>

Весь фрагмент:

< … Меня не перестает поражать следующий факт. Каким образом продолжает существовать плесень человеческой цивилизации, в которой нет никакого иммунитета к самоистреблению, нет элементарнейшего инстинкта самосохранения популяции как таковой? Ведь этот инстинкт, охраняющий популяцию, присущ абсолютно всем коллективным организмам, — зверям в прайде, скотам в стаде, птицам в стае, даже микробам в их клоне, — ну, это уже само собой. Возможно, Создатель несколько переоценил способности человечьего мозга, дав ему carte blanche, чтобы он, как одаренный ребенок из деталей «Конструктора», смоделировал что-нибудь сам. Но мозг, прозябая в пожизненном рабстве у Гастера, ослеп настолько, что готов пожрать сам себя, — это, входя к Гастеру в долю, он, впрочем, и делает. Затем существо без мозга пожирает и собственный Гастер. (Вот тут и ставится, к моему облегчению, точка.) То же самое происходит, собственно говоря, с акулой. Ее мозг нацелен исключительно на обнаружение крови, все равно чьей. У нее, как и у homo, нет какого-то важнейшего предохранительного клапана. Раненная в живот, она пожирает собственные кишки. >