Читать книгу "Вопрос на десять баллов - Дэвид Николс"

Я особо в вине не разбираюсь, знаю только, что под курицу и рыбу пьют белое, поэтому заказываю белое «Ламбруско бьянко».

Дождавшись, пока официант уйдет, я восклицаю:

– О боже, это не город, а сплошное faux-pas!

—Почему?

– Вот смотри, я заказал белое «Ламбруско бьянко», а «бьянко», конечно же, означает «белое». Явная тавтология!

Если эту шутку рассматривать в качестве забавного анекдота, то вряд ли она попадет на шоу Паркинсона, но она прекрасно подходит для того, чтобы растопить лед: Алиса улыбается, и мы начинаем говорить. Точнее, она говорит, а я молчу и киваю, отковыриваю от свечи красные полоски топленого воска, плавлю им кончики, снова прилепливаю к свече под разными углами и смотрю на Алису. Она рассказывает, как это часто бывает, о школьных днях в Линден-Лодж, одной из этих ужасно дорогих частных школ Англии. Должен признаться, что очень скоро у меня создается впечатление, будто это весьма теплое местечко, и вовсе не школа-интернат, а скорее сплошной девичник, затянувшийся на семь лет. Судя по рассказам Алисы, типичный учебный день в Линден-Лодж выглядит примерно так:

8:30–9:30 – выкуривание косячка. Выпечка хлеба.

9:30–10:30 – секс с сыном / дочерью знаменитости.

10:30–11:30 – строительство сарая.

11:30–12:30 – чтение вслух Т. С. Элиота, прослушивание «Crosby, Stills and Nash», игра на виолончели.

12:30–13:30 – эксперименты с наркотиками, занятия сексом.

13:30–15:30 – купание голышом. Плавание с дельфинами.

15:30–16:30 – строительство стены способом сухой кладки. Секс (по желанию).

16:30–17:30 – урок игры на акустической гитаре.

17:30–18:30 – занятия сексом, затем – набросок спящего партнера углем.

18:30–4:00 – неизменный Боб Дилан.

4:00 – свет выключается, но только если ты не против.

С политической точки зрения я подобную школу вовсе не одобряю, но все это кажется просто сказкой. Несмотря на баловство с травкой, секс и бесконечное распевание песен Саймона и Гарфанкеля, вряд ли они там совсем не учатся, чем-то дельным они наверняка занимаются, потому что Алиса в конце концов оказалась здесь (правда, про ее оценки на выпускных экзаменах я еще не спрашивал – не на первом же свидании) и получит ученую степень, пусть всего лишь по театральному мастерству. Возможно, если с пеленок приучить ребенка к радио, то знания будут усваиваться на подсознательном уровне.

Приносят моих снетков – около тридцати серебристых рыбок, разложенных на листике салата айсберг, глядят на меня и говорят: «Мы умерли ради тебя, сделай же наконец-то что-нибудь забавное!» Поэтому я кладу одного снетка в рот и, оставив хвост снаружи, притворяюсь котом. Это имеет весьма скромный успех. Алиса возвращается к своим грибам с чесноком.

– Ну и как они?

– Отлично! Только чеснока многовато. Сегодня – никаких обжиманий!

Вот он, тонкий намек, прогудел, как клаксон в ухо, чтобы сильно губу не раскатывал. Меня это, в общем-то, и не удивляет, чего-то в таком духе я ожидал, так что утешаю себя тем, что это вполне двусмысленное предупреждение (хотя и очень, очень двусмысленное) – это не ты, Брайан, это грибы, – она подразумевает, что, закажи она другую закуску, скажем жаренный во фритюре сыр камамбер, мы уже вовсю занимались бы любовью.

– Так сколько парней у тебя было? – мимоходом интересуюсь я, клюя рыбу.

– А, всего один или два. – И она принимается рассказывать мне о них.

Если говорить о сексуальных отношениях, то я считаю, что очень важно не иметь двойных стандартов по отношению к прошлой сексуальной жизни мужчины или женщины. Конечно, нет никаких причин, по которым Алиса Харбинсон не должна иметь бурного романтического и сексуального прошлого, но тем не менее я считаю, что будет честным сказать, что «всего один или два» – слишком мягко сказано. К тому моменту, когда подали основные блюда, я начал путаться в именах, но там определенно был некто по имени Руфус, сынок знаменитого режиссера, который был вынужден переехать в Лос-Анджелес, потому что их любовь друг к другу была слишком темной и пылкой, что бы это ни значило. Был Алексис, рыбак из Греции, с которым она познакомилась на каникулах и который потом все приезжал к ним в лондонский дом просить ее руки, так что в конце концов они были вынуждены позвонить в полицию, и его депортировали. Был Джозеф, невероятно красивый джазист, отношения с которым пришлось прекратить, потому что он хотел подсадить ее на героин, которым сам увлекался.

И еще приятель ее отца, Тони, гончар, который лепил прекрасную керамику в своем маленьком фермерском домике в горах Шотландии – он был прекрасен в постели для своего возраста (а ему было шестьдесят два), но потом он повадился названивать ей посреди ночи, а затем еще предпринял попытку самоубийства в собственной печи для обжига, но теперь все успокоилось.

И еще Сол, исключительно эффектный и богатый американец, модель, невероятно красивый, с (произносится шепотом) «действительно огромным пенисом», но нельзя допускать, чтобы отношения строились исключительно на сексе, даже если это головокружительный секс.

И наконец, самая грустная история – господин Шилабиер, ее учитель английского, который открыл ей глаза на Т. С. Элиота и однажды даже довел одну девочку до оргазма, просто читая «Четыре квартета», который влюбился в Алису, когда они проходили «Суровое испытание»[45], но потом стал немного навязчивым. «Закончилось все тем, что у него был нервный срыв и ему пришлось уйти. Сейчас он переехал к своим родителям в Вулверхэмптон. Это очень грустно, потому что он был на самом деле классным учителем английского».

К тому времени, как Алиса закончила, я успел оголить половинку цыпленка в шашлычном соусе до скелета, и теперь эти кости лежат передо мной на тарелке, напоминая одного из бывших любовников Алисы. Почти все ее романы закончились сумасшествием, одержимостью и душевным кризисом, и вдруг мое приключение с Карен Армстронг на мусорном бачке во дворе «Литтлвудса» утратило часть своего драматического величия.

– Странно, не находишь, – многие из них так плохо кончили? – говорю я.

– Знаю! Жуть, правда! Тони, этот гончар, друг моего папы, этот мужик из печки, однажды признался мне, что, когда дело дошло до любви, я была как четыре всадника Апокалипсиса!

– А никогда не бывало так, чтобы тебя, ну… обижали?

– Конечно меня обижали, Брайан. Вот почему я решила, что в университете – никаких романов. Собираюсь сосредоточиться на работе! – Затем она добавляет почему-то с американским акцентом: – Соберусь и уйду в монастырь!

Вот и еще один клаксон. Алиса в задумчивости начинает отковыривать плавленый чеддер со своей «Маргариты» и наматывать его на указательный палец.

– Ладно, извини, что я все о себе да о себе. Так чем, говоришь, занимаются твои папа и мама? Я забыла… – спрашивает она, обсасывая палец.