Читать книгу "Дела и ужасы Жени Осинкиной - Мариэтта Чудакова"

Дверь не приоткрылась, а распахнулась настежь. Не вошел, а будто влетел на мотоцикле черный кожаный человек.

Во всей невысокой, но крепко сбитой фигуре (ее обладателей в России издавна называют «крепышами») появившегося в комнате не было хотя бы крохотного кусочка, не обтянутого черной кожей. Только небритая нижняя часть лица под огромными черными очками, закрывавшими глаза, виски и лоб впритык к шлему, давала понять, что это живой человек с Земли, а не инопланетянин.

Витек покосился на вошедшего, и, как пишут в романах, тень прошла по его лицу: мотоциклы и мотоциклисты уже лет пять вызывали у него нечто вроде внутренней судороги.

Аппарат, на котором вошедший скорее прилетел, чем приехал, стоял за окном, всем видный, — чешская «Ява», переделанная под «Харлея».

Два года назад Владислав сказал себе: «Если у меня не будет самолета, значит, у меня будет мотоцикл». Вложенные за эти два года в его мотоцикл деньги если не приближали его к стоимости небольшого двухместного самолета, то, пожалуй, дотягивали до ее половины.

Люди на мотоциклах делятся на две группы — байкеров и мотоциклистов. Мотоциклисты просто катаются или ездят по своим делам. Байкеры, как выразился однажды ближайший друг Владислава Эдик, «имеют свою тему». Они должны зарабатывать байкерским делом — чинить или переделывать мотоциклы, шить одежду для байкеров, участвовать в международных гонках и в международных байкерских фестивалях (очередной намечался в Санкт-Петербурге, куда вся западносибирская компания и собиралась своевременно рвануть).

Эдик выдвигал и такой тезис: «Настоящий байкер вообще не должен нигде работать — только кататься». А когда Владислав, только вступавший тогда в сообщество байкеров, спросил Эдика: «А где же деньги-то брать? У предков, что ли? Так моим я, наоборот, помогать должен», тот ответил: «Существуют хорошие люди, которые нас спонсируют».

Владислав не знал имен этих людей и никогда их не видел. Он, конечно, продолжал все время подрабатывать и давал деньги родителям — он жил с ними вместе. Но Эдик и правда подкидывал ему не раз немалые деньги — на мотоцикл.

Но в их компании были люди, работавшие в офисах, — в том числе в представительствах иностранных фирм и банков. Всю неделю они ходят на службу, одетые с иголочки, а вечером в пятницу натягивают кожу. Как сказала Владиславу его новая знакомая из фирмы «Марко-консалтинг»: «На субботу-воскресенье я превращаюсь в плохую девчонку». У них были свои клубы — в Шумихе, в Шадринске, в Кургане. Чужие туда не допускались.

Владислав снял шлем и очки и молча обошел комнату, с каждым здороваясь за руку. Пожимая руки людям, ему не знакомым, — Сане, Леше, Жене, Ване-оперу и Тому — не забывал представиться.

Нита, которая и позвала Владислава сюда, и единственная из всех знала, зачем он тут, взяла инициативу в свои руки.

— Слава, расскажи всем, что ты видел в марте у мостика. Здесь все свои, за дверь ничего не вынесут.

Ему освободили табурет. Слава уселся, оглядел всех.

— Ну, в общем, так. Часов десять вечера было. Я иду на скорости около 180. Вокруг, конечно, темнота полная, только дорогу перед собой освещаю фарой. И вдруг меня повело на мостике — подморозило к ночи, лед. Машина вправо пошла, чуть перила не сбил. А лед-то на реке уже подтаивал, я бы пробил его и сразу на дно ушел. Ну вот, когда я вправо пошел, то и фарой, ясное дело, шаркнул вправо — ну, как бы веером повел, пока машину не выправил. Ну, скорость-то в этот момент уже не та была. И я увидел… чудное что-то. Лежит на снегу вроде девушка, без шапки, блондинка. И лицо какое-то странное, в пятнах, что ли. А над ней стоят два типа, и один что-то совсем непонятное делает.

Владислав замолчал.

Все слушавшие не просто молчали — не дышали.

— И что же он делал? — с неожиданно суровой интонацией спросила Женя.

— Да фотографировал ее, вот что. Я сначала глазам не поверил, а когда уже пролетел — понял, что точно, фотографировал. Даже вспышка была. А тут я еще фарой помог.

Он еще помолчал и добавил с кривой улыбкой:

— В общем хороший, наверное, снимочек получился. Девушка-то мертвая была.

— Почему вы так думаете? — спросил Том.

— Да нога так была подвернута. У живых так не бывает. Второй на меня оглянулся — я его узнал.

Оглухинские хором воскликнули:

— Кто?

— А вот это, ребята, я пока не скажу — не хочу, чтоб меня до суда пришили. Суд-то, наверное, новый будет? Парень-то ваш зазря сел. Я вообще удивляюсь, что еще живой хожу, — тот-то меня скорей всего тоже узнал. Даже если в лицо не узнал — вычислил.

— По скорости, — сказал Ваня Бессонов.

— Ну да, — усмехнулся байкер. — И вроде не пасут меня. Правда, на моей скорости это только наши могли бы делать, другим не по зубам. А наших, значит, никого не купили.

Короче, вот когда уже вашего Олега освободят и ко второму суду дело пойдет — я, конечно, свои показания дам. Не сомневайтесь.

— А когда Олега судили — что ж ты молчал? — не выдержал Мячик.

— Да его тогда здесь не было, — вступилась Нита.

— Да, я на другой день на полтора месяца на Камчатку уезжал. Там у нас очень серьезный слет был, и потом всякие дела. Я не мог вместо этого с ментами полоскаться. Дая и знать не знал, что по этому делу Олега из Питера повезут. Я потом только узнал, что у мостика девушку раскопали.

— Слава, а тот, кого вы узнали, — местный? — спросила Женя.

— Местный. Ну, не оглухинский, но местный.

— Он продолжает жить на своем месте?

— Продолжает.

— Я могу сказать адвокату о том, что вы здесь рассказали? Может, для надзорной жалобы понадобится.

— Скажите.

— Но ведь доказательств вещественных, как я понимаю, нет? Так что все будет держаться только на вашем опознании. А вдруг опознанный упрется?

— Да есть, есть кое-какие вещдоки, — Слава впервые засмеялся. — Вы уж меня совсем за лоха держите. Утром проезжал я снова этот мостик, остановился ненадолго… Я все-таки понимал, что рано или поздно придется помочь правосудию.

Помолчал и добавил:

— Если допустить, что оно в России есть.

— А как мы вас найдем, когда надо будет?

— Нитка найдет, — коротко ответил байкер.

Попрощавшись, он круто повернулся, вышел, и, как показалось всем, в ту же самую секунду за окном взревел мотоцикл, встал на дыбы, как горячий степной необъезженный конь, и не выехал, а взлетел вместе со Славой с Мячикова двора непосредственно в поднебесье.

Глава 31. В Москве. Виктория

Собираться надо в клубе. Известном, привычном. Там все свои. И никто не привяжется с дурацкими вопросами, вроде того: «А ты в Геликон-опере давно была?», «А как вам последний спектакль Фоменко?»