Читать книгу "Разделить на сто - Роман Лейбов"

В это время в комнату вошли две почти совершенно одинаковые серые кошки. Одна из них неожиданно встала на задние лапы и прошлась по комнате, после чего, учуяв, очевидно, запах Роберта, сделала какой-то немыслимый пируэт и оказалась на коленях у Юры Красицкого. Здесь кошка свернулась калачиком и замурлыкала. Юра принялся чесать Серёжу (это была именно она) за ухом. Тем временем Мурка выкинула ещё более неожиданный номер: она подошла к Тане Петрушкиной, посмотрела ей прямо в глаза и отчётливо произнесла слово «мама».

Присутствующие онемели, Наташа задумалась о шпионских перспективах говорящих кошек, глупые вопросы застыли в горле у Галлиулина, но его выручил хозяин.

— Я и не стану отпираться! — вдруг воскликнул Николай Матвеевич. — Он подскочил к одному из своих высоких, до самого потолка, книжных шкафов, тянущихся вдоль двух стен единственной комнаты квартиры, с исключительной ловкостью взобрался по стремянке на самый верх и распахнул дверцу, скрывавшую четыре верхние полки.

Взорам присутствующих открылась коллекция Николая Матвеевича — разнообразные издания романа Дж. Свифта о приключениях судового доктора Гулливера. Тут были книги из библиотек всех тех мест, куда лилипутская судьба заносила Гузя: издания детские, адаптированные; полные, научные; на языках народов СССР; с иллюстрациями и без таковых.

— Что ж, я ждал, что вы придёте. Вот, ровно сто сорок восемь экземпляров клеветнической книги Джонатана Свифта, — мрачно сказал маленький человек. — Чуть больше дубликатов, они на антресолях хранятся. Из разных библиотек страны. Да, в том числе и детских. Но ребятишек вы зря привели. Изъяты мной, лично, в промежутке между 1958 и 1972 годами. Между прочим, штампов я не трогал, а на все книги имеются документы. Всё возмещено. Вот папочка, потрудитесь полюбопытствовать.

Гузь ловко метнул папку с надписью «Дело №» прямо в руки Галлиулину и завершил свой монолог решительно:

— Так что не понимаю, чем обязан.

Маленький человек замер на вершине стремянки, мрачно оглядывая собравшихся сверху вниз.

«Лилипут, — подумал начитанный Галлиулин, глядя на тапки с помпонами, — собирает книжки про лилипутов. Это нормально». Чтобы отвлечься от нелепых тапок и занять себя чем-нибудь официальным, он раскрыл папку наугад и углубился в чтение украшенного совершенно неразборчивой лиловой печатью акта о списании книги Дж. Свифта из скотопригоньевской городской библиотеки имени Тургенева.

LXIII

В это время взгляд Наташи упал на третью стену комнаты, напротив окна. Она увидела висящий на специально вбитом здесь крючке знакомый кожаный футляр, в котором, как ей прекрасно было известно, лилипут хранил своё холодное, но очевидно смертельное оружие. Ну ладно, пусть антенну, — подумала Наташа. Пока Галлиулин, отчаявшись найти что-нибудь интересное в папке, вновь обратился к тапкам с помпонами, Наташа решила взять допрос в свои руки.

— А это, дяденька, что такое? — указывая на футляр, спросила она и попыталась сверлить лилипута глазами: она много раз читала, что именно так поступают сыщики в решительный момент. Но лилипут не сверлился. Он, не слезая со стремянки, равнодушно посмотрел на загадочный футляр и ответил:

— Это, девочка, щуп.

— Щуп? — переспросили остальные оповцы хором.

— Ну да. Обыкновенный щуп.

«Гузь, — подумал Галлиулин, снова отводя взгляд от помпонов, — хранит дома щуп. Это всё-таки подозрительно».

— Разрешите поглядеть, товарищ? — неожиданно подал голос Максим Максимович с дивана. Гузь величественно кивнул. Португальский снял с крючка футляр, извлёк из него шпионское орудие, попробовал его пальцем и воскликнул:

— Смотри-ка, Голландыч, и впрямь щуп. Отличный, кстати, щуп! Сталь прямо как золингеновская.

— А для чего вам, простите, товарищ, этот щуп? — вкрадчиво спросил Марат Маратович. Гузь вдруг смешался, покраснел и слез со стремянки. Он взял из рук пенсионера инструмент, аккуратно засунул его назад в футляр, приладил футляр на крючок и ответил:

— Ну как — для чего? Щуп — чтобы щупать.

«Щуп, — подумал обескураженный собственным затянувшимся молчанием Галлиулин, снова вглядываясь в тапки, — чтобы щупать. Это логично».

— А что вы, товарищ, простите, щупаете? — ещё более вкрадчиво осведомился Голландский. — Нам вот, приезжим, страшно интересно, что щупают щупом брюквинские товарищи в пещерах?

Шпион ещё больше покраснел и отвечал в тон бывшему бухгалтеру:

— А это, между прочим, товарищ, моё сугубо личное дело, что мне щупать, чем и где.

«Вот, началось, сейчас милиционер скажет: „Ваша карта бита, мистер Гузь или как вас там по-настоящему“, а он тогда в окно выпрыгнет и убежит. Или разгрызёт в воротнике ампулу с ядом?», — подумала Наташа Семёнова.

Но Галлиулин молчал, а Гузь не думал бежать и не грыз воротника своей клетчатой рубашки (кстати, точно такой же, как та, что была на Юре Красицком). Он посмотрел на Галлиулина сверху вниз и спросил:

— Так будут ещё официальные вопросы? Или я могу, наконец, поужинать?

— Да не ерепеньтесь вы, пожалуйста, товарищ Гузь. Я тоже, например, хочу спросить: что вы делали позавчера в Бабаевых пещерах с утра? — решился наконец задать вопрос Галлиулин, оторвавшись от тапок и глядя Николаю Матвеевичу прямо в глаза.

Подумал и добавил, вновь взглянув мельком на помпоны:

— Это я даже не как представитель власти спрашиваю. Но как просто человек, например.

Николай Матвеевич Гузь оглядел собравшуюся компанию, поколебался немного, спустился со стремянки на пол и сказал тихо:

— Ладно. Если как человек… Но только, пожалуйста, вы не смейтесь, хорошо? И никому не говорите.

LXIV

Культурный купец Андрей Тимофеевич Осьмирогов прославился в брюквинских летописях не только градостроительством, любовью к каштанам и поимкой знаменитой щуки, мирно почивающей теперь в просторном зале городского музея. Главным делом жизни купца, его любимой страстью была любовь к книгам.

Одно из крупнейших частных книжных собраний России — Осьмироговская библиотека, начало которой купец положил ещё в детстве, — размещалась в специально выстроенном на Болотной (ныне — Радищевской) улице доме, глядевшем своими огромными итальянскими окнами на Купеческий сад. Здание это, к сожалению, не сохранилось, как и сама библиотека, которая почти бесследно исчезла вместе с домом в 1919 году, пять лет спустя после смерти купца-библиофила. Некоторые книги из общего, «публичного» фонда, бесплатный доступ к которому, как и прежде, согласно завещанию Андрея Тимофеевича, после его смерти имели все брюквинцы и гости города, попали в собрание городской библиотеки. Большая часть сгорела во время пожара, неизбежного в обстановке Гражданской войны, как сыпной тиф и расстрелы.