Читать книгу "Гамбит Маккабрея - Кирил Бонфильоли"

— Хвала небесам, что не придется приставать к совершенно посторонним людям и нашептывать им, что луна сияет ярко, а потом дожидаться от них сведений, что цены на рыбу и жареную картошку растут, — сострил я.

— Попробуй не болтать лишнего, Чарли-дорогуша.

— Если удастся, вывезите его оттуда как можно скорее и доставьте сюда целым и невредимым. Если поехать не сможет, передадите его сообщение. Если же он, э, окажется не способен говорить, обыщите его.

— На предмет?

— Не знаю, — просто ответила комендантша.

— Понимаю.

— Теперь — мигом наверх, возьмите теплую одежду, крепкую обувь и пару обойм. С настоящими патронами.

— А что с этим? — Я показал на терпеливого пленника. — Он все это слышал; вероятно, понимает английский. И разве никто не должен заглянуть ему в больной глаз?

— Неуместно, — равнодушно бросила комендантша. — Ему обещали быструю смерть, а это любезность, потому что, если мы его отпустим, друзья подвергнут его смерти медленной и крайне мерзкой. Мистер Хо?

Она протянула китайскому джентльмену полстакана неразбавленной водки, которую тот передал голому парняге. Парняга засосал жидкость одним глотком и благодарно кивнул. Мистер Хо протянул ему зажженную сигарету. Тот сделал две глубокие и счастливые затяжки и примял сигарету прямо на ковре (на его месте я бы сказал, что бросаю, конечно; такого случая бы я не упустил). После чего снова улегся на пластиковый дождевик и не дрогнул ни мускулом, когда мистер Хо опустился с ним рядом на колени, отмерил ладонь ниже его левого соска и, нащупав точку между нужными ребрами, приставил к ней острие трехдюймового гвоздя, указательным пальцем придерживая шляпку. После чего Хо повернулся ко мне и вежливо спросил:

— Пожаруста — хотер убить вас, хотите убить его?

— Боже милостивый, нет, — пролепетал я. — То есть спасибо, конечно, огромное, с вашей стороны любезно, и даже очень, но я уже сегодня одного убил, а я бросаю…

— Мистер Хо, — вмешалась комендантша. — Мне кажется, будет лучше, если вы займетесь этим снаружи. На псарне вы отыщете девушку по имени Фиона, она вам покажет, где могилы.

Мистер Хо вышел из комнаты подчеркнуто — слегка обидевшись, я полагаю, — а пленник аккуратно сложил пластиковый дождевик, вежливо кивнул всей компании и затрусил следом.

Надеюсь, когда на небесной «фруктовой машинке» выпадут три моих апельсина, я приму джекпот смертности с таким же достоинством.

— До свиданья, Чарли-дорогуша, — сказала Иоанна. — Осторожнее веди машину.

— Удачи, Маккабрей, — угрюмо вымолвила комендантша.

— Да. — Вот и все, что я сказал в ответ.

14 Интерес Маккабрея к орнитологии увядает

Что нам птичка говорит,

Когда день едва сквозит?

«Грезы о море»

ДОЛЖЕН СКАЗАТЬ: ЧАЕК Я ОДОБРЯЮ. Большинство мелких преступников в наши дни так паршиво работает — вы согласны? — чайки же между тем преданы своему делу, как инспекторы дорожного движения, и на избранной стезе гораздо жизнерадостнее. Они (чайки) собираются в сером свете зари, орут друг другу похабные шуточки и чуть не визжат от наглого хохота, поднимая с постелей таких сонь, как вы и я, а потом, уговорившись, чем сегодня займутся, улетают прочь — да и летать у них выходит здорово, не тратят ни одного лишнего эрга энергии, — улетают побираться, красть, кромсать и, в общем и целом, заполнять свои ниши в экосистеме. В обед, когда мы жуем свой первый бренди с содовой за день, они снова слетаются на какое-нибудь поле попросторнее — животы по такому случаю набиты — и стоят на нем в молчании, благоразумно переваривая и бездельничая, пока не настанет время для следующего червячка-другого (у обыкновенных речных) или аппетитной дохлой собачки (у больших морских мерзавцев). Как изумительно вдохновляет наблюдение за их курбетами и виражами в кильватере парома, пока они дожидаются, когда же наконец эти идиоты приобретут фирменный сэндвич «Британских железных дорог» и швырнут его за борт в омерзении, отведав лишь кусочек! Воплощенная поэзия движения!

Когда весь мир и я с ним вместе были молоды и люди еще сознавали собственное положение в жизни, чайками считалось то, что случается в море, а к берегу пристает лишь время от времени, дабы нагадить вам на славную новую панамку только затем, чтобы Нянюшка вас хорошенько отчитала. Теперь их видишь повсюду: они совершают налеты на мусорные баки и выстраиваются в очереди к заведениям, торгующим рыбой с жареной картошкой, а вовсе не плещутся в своих красивых нефтяных пятнах и не жрут прекрасные свежезагрязненные селедочные потроха.

Вот и теперь разнообразные чайки, собравшиеся у подножия ДРЕВНЕГО ФОРТА, ничуть не воплощали собой поэзию движения, да и, в общем, не бездельничали и, подобно избалованным малышам, не орали, как и полагается чайкам. Точнее будет сказать — они ждали. Ждали, кучкуясь вокруг узла старой ветоши. Когда я подъехал ближе, все они угрюмейшим макаром взмыли в воздух — за исключением Большой Морской (Larus Marinus), здоровенной, как гусь в Михайлов день,[84]оставшейся сидеть на помянутом узле. Роясь в нем. Я перешел на бег. Клюв чайки вынырнул из лица тряпичного человека и всосал в себя нечто белое и блестящее, с чего свисали алые ленточки. Птица одарила меня убийственным взглядом ока с желтым кантом, затем кичливо захлопала крыльями прочь. Мне было нечем в нее кинуть.

Закончив тошнить, я перевернул тряпичного человека лицом вниз и побежал по заболоченному откосу к дороге. Мне, разумеется, следовало по инструкции обыскать его, но, сказать вам правду, меня переполнял ужас от мысли, что он может быть еще жив. На ваш слух это может прозвучать странно, но ведь вас там не было, правда? Свою машину, само собой, я оставил в нескольких милях оттуда, а до реперной точки, ДРЕВНЕГО ФОРТА и тряпичного человека шел по болотам пешком. Теперь я остановил проходящую машину и с немалым трудом убедил пропитавшегося телевидением водителя, что нет, он не попал в программу «Скрытой камерой» и нет, я не Роберт Морли;[85]лишь после этого он неохотно признал существование взаправду умирающего или уже мертвого человека и необходимость доставить меня к ближайшему телефону. Из которого я и позвонил секретарше Блюхера и сообщил ей все «ноости», годные к публикации.

— Ждите там, — распорядилась она. Поскольку у меня еще оставалось полтора сэндвича и одна почти полная карманная фляжка, я преклонился пред ее желаниями. Ночь преклонилась тоже. Сто лет и одну почти полную фляжку спустя из сумрака с ревом вылетел коктоподобный полисмен на мотоцикле,[86]а еще через несколько мгновений за ним последовали «фургон плохих новостей» (это означает полицейскую машину, «ипокрит лектёр»[87]) и карета «скорой помощи». Я проводил их всех к ДРЕВНЕМУ ФОРТУ, «ан-рут»[88]по нескольку раз попереломав себе каждую ногу. Также случилось несколько мелких перебранок: когда сержант выбранил меня за то, что я перевернул тряпичного малого лицом вниз, «тем самым, вероятно, уничтожив улики». Я пояснил, что некие наши пернатые друзья занимались уничтожением улик с большей эффективностью. Он не верил мне, пока беднягу снова не перевернули на спину, по свершении чего лихого и бесстрашного моторизованного фараона стошнило прямо на сержантовы новенькие ботинки, и началась новая перебранка, коя, совместившись с горькой дискуссией санитаров насчет сверхурочных, забила в небосвод, аки в набат. На мой взгляд, все это выглядело несколько омерзительно.