Читать книгу "Безымянные боги - Иван Жеребилов"

скогтила, тянет из неё живу по капле будто паук ненасытный. У Сиянушки нашей теперь ни любви, ни радости сердечной, только горечь да слова злобные остались. Вон как молодцов от себя гонит, а ведьма с каждым днём всё румянее да краше становится от любви украденной.

— Значит, надо просто череп из-под крыльца выкопать?

— Просто да не просто. Мало его выкопать, так надо ещё его ночью на перекрёсток снести да разбить в дребезги. Тогда и волшба тёмная ослабнет, а мы уж не сплохуем, ты мне поверь.

— Прямо сейчас идти?

— Да, какой там… — отмахнулся Бородыня Твердихлебович. — Сейчас уж первые петухи запоют. Ты досыпай, Ждан Мстиславич, а будущей ночью за дело возьмёмся.

Домовой ловко спрыгнул с лавки и затопал сапогами по полу.

— Погоди-ка, — остановил его Ждан, подошёл к печи, отломил краюху от вчерашнего каравая и, густо посолив, протянул Бородыне. — Прими, батюшка, в благодарность за защиту, не откажи.

— Спасибо на добром слове, — степенно поклонился домовик, сграбастал краюху и удалился, не оглядываясь под печку.

А Ждан всё-таки поплёлся досыпать, хотя спать после таких новостей не хотелось совершенно.

Утром он кое-как отговорился от Сияны по поводу отломленной от каравая краюхи, сжевал положенную миску каши и, тайком прихватив ещё две краюхи с солью, двинулся в сторону амбара.

Внутри оказалось пыльно и пусто, свет едва пробивался сквозь щели в стенах.

Ждан достал краюхи, подсолил и положил на пол сказав:

— Не побрезгуйте, защитнички. Низкий поклон вам за службу.

Подпорченное сено в углу зашевелилось, и из него вылезли двое коротышек — один старик, с волосами и бородой до самой земли, а второй крепыш, у которого борода торчала веником, а из волос на голове остался только венчик седых кудряшек.

— Исполать тебе, добрый молодец, — произнёс степенно старик. — Знаем всё. Коли слово сдержишь, сослужим тебе службу, а коли обмануть вздумаешь, так не взыщи.

Крепыш только молча кивнул, боком подобрался к краюхе и жадно вцепился в неё зубами.

Ждану оставалось только поклониться и выйти наружу.

— Ты чего в там в пыли возился? — удивилась Сияна, которая как раз вышла за водой.

— Да, думаю, хозяйство мы совсем забросили, — осторожно ответил Ждан. — Надо поправить.

— Тебе ещё хозяйством моим только не достаёт заниматься, — отмахнулась вдова и двинулась к колодцу.

Ждан глядел, как идёт она с коромыслом, красивая, молодая, но уже хлебнувшая лиха так, что и словами не скажешь, и поклялся сам себе, что снимет наложенное на неё проклятие.

***

На утреннем построении Ждан снова заметил свежие синяки под глазами у толстяка Мороза и крепкого, но нерешительного Новицы. Скрипнул зубами, намереваясь хорошенько объяснить Бокше, что избивать товарищей опасно для жизни, но на беду синяки заметил ещё и сотник, который при подчинённых вида не подал, но чуть позже отвёл Ждана в сторону и объяснил, что если он ещё хоть раз увидит синяки, которые сами по себе появляются у отроков, то жизнь у десятника станет горше точёного угля. Обещание Военег сопроводил таким тычком под правый вздох, что Ждан едва на землю не плюхнулся задом.

Злой и взъерошенный, Ждан вернулся к десятку, преодолел желание врезать по ухмыляющейся роже Бокши и коротко приказал каждому взять по мешку, набить его песком до самого верха и пристроить на плечах, после чего погнал десяток вокруг всего посада. К концу пробежки, когда отроки уже еле переставляли ноги, не давая отдохнуть, загнал их на отсыпанную песком площадку, где обычно боролись и до упада показывал броски, выверты и заломы, взяв для этого, конечно же, Бокшу, который к концу занятия улыбаться перестал и слегка позеленел от постоянных полётов и приземлений.

— Отрок Бокша! — рявкнул Ждан, когда после команды отдыхать, едва живые отроки попадали на песок.

— Я, — прохрипел задира.

— С сегодняшнего дня ты будешь спать, есть и тренироваться с мешком песка на спине.

— А почему я?! — привычно возмутился Бокша.

— Потому что это приказ командира, и выполнять его ты начнёшь прямо сейчас, — спокойно ответил Ждан. — Все свободны.

Бокша посмотрел волком, но перечить не посмел.

Отроки, шатаясь и, поддерживая друг друга, побрели к гриднице[6]. Ждан, улучив момент, придержал качающегося под тяжестью мешка Бошу и глядя прямо пообещал:

— Если увижу ещё один синяк, полученный не на тренировках, ты у меня будешь руками ров углублять. Всё ясно?

— Ясно, — зло прошипел отрок.

— Тогда свободен. Мешок даже во сне не снимать.

Наверное, если бы на месте его был кто-то опытнее, Злобыня, например, то он бы придумал более мудрый способ урезонить отрока, но никого более мудрого под рукой не было, вот и приходится выгонять дурь с потом и кровью из молодых голов.

Оставив едва живой десяток на попечение волхвов, Ждан двинулся в окольный город. Примерил готовый куяк у бронника, тот сел, в общем-то, неплохо, нигде не давил, не тёр, в общем на славу сработали. Потом забрал меч у кузнеца, порадовавшись ему будто старому другу. Загладили зазубрины, конечно, не идеально, но тут уж ничего не поделаешь.

После он дождался, когда отроки вернутся с занятий, и до самого заката гонял их попарно, вооружив деревянными, пока, мечами и тупыми копьями. Особо радовал глаз Бокша, который под тяжестью мешка еле переставлял ноги, но, упрямо стиснув зубы, старался не отставать от остальных.

Вечером, когда пришёл домой, сил не было даже на то,