Читать книгу "Нерон. Родовое проклятие - Маргарет Джордж"

скоро я встречусь с Лодочником[22]. Хотя, признаюсь, не очень-то верю в его существование. – Крисп улыбнулся, вернее, слабо растянул губы в подобии улыбки. – Надеюсь, узнаю его при встрече. Но он точно узнает меня. Запомни меня, Луций. Запомни, как я буду помнить тебя. Ты навсегда останешься в моей памяти как сын. Сын, которого я обрел на склоне лет.

Я чуть не взвыл: «Не оставляй меня!»

Но мог ли я повести себя столь эгоистично? Разве отвратишь моими криками его уход?

– А я запомню тебя как отца, которого наконец обрел, – сказал я, взял его холодную руку и несильно сжал.

– Отпусти его, – прошипел женский голос у меня за спиной. – Он может быть заразным.

Мать. Она стояла на пороге, стройная и неподвижная. Затем плавно вошла в комнату и отняла у меня руку Криспа; укрыла его одеялом.

– Если он заразный, то и тебе не следует к нему прикасаться, – заметил я.

Не знаю почему, но я был уверен, что недуг, отбиравший жизнь у Криспа, не поразит меня. А еще в том, что и мать об этом знает.

– Когда мой дорогой супруг во мне нуждается, моя жизнь не имеет значения, но я обязана сохранить твою.

Мать заботливо разгладила покрывала, Крисп посмотрел на нее и снова закрыл глаза.

– Время принять дневные снадобья, – сказала мать и, взяв с прикроватного столика бутылочку, налила ее содержимое в крошечный стеклянный стаканчик.

Микстура была прозрачной, как дождевая вода. К кровати подошел раб и приподнял Криспа, чтобы тот мог глотать. Крисп послушно открыл рот, и мать медленно влила снадобье.

– Ну вот, дорогой, а теперь отдыхай, – сказала она.

Посмотрев на это, я нетвердым шагом вышел из комнаты, прошагал по погруженному в полумрак коридору, свернул за угол и сел на мраморную скамью. Сердце колотилось так, будто я пробежал двойной стадий, только в конце дистанции не просто пересек финиш, а вошел в другой мир. Мир без Криспа.

Не знаю, как долго я там просидел. Мной попеременно овладевали страх и какое-то отрешенное спокойствие. Наконец волны эмоций схлынули, я вернулся в реальный мир и только в этот момент понял, что в коридоре за углом кто-то разговаривает.

– Думаю, понадобится еще три.

– И как долго? – Это спрашивала моя мать.

– Пять дней? Ты хотела, чтобы все шло медленно.

– Да, да.

– Я делаю только то, чего ты от меня требуешь.

– Знаю.

Голоса приближались, а я не двигался с места. Из-за угла появились мать и женщина, которую я видел в одной из кладовых в подвалах виллы. Заметив меня, они застыли как вкопанные.

Первой пришла в себя мать.

– Мой дорогой Луций расстроен не меньше моего, – сказала она. – Такой удар для нас обоих.

– Знаю. Я недавно с ним говорила. Это я послала его наверх.

– Ты? – удивленно переспросила мать. – Локуста, я не желаю, чтобы он видел страдания. Это именно то, от чего я хочу его оградить.

Локуста. Как только я услышал это имя, картины прошлого поднялись из темных глубин моей памяти. Женщина на вилле тети Лепиды – та самая, которую я увидел во время их тайной встречи. Давно, еще когда был жив Калигула.

Отравительница! Но помнит ли она меня? Догадывается, что теперь я ее узнал?

– Я… я… мне надо идти, – сказал я и, чтобы не выдать охватившую меня панику, медленно, насколько это было возможно, встал со скамьи.

Я не спеша с прямой спиной пошел по коридору, свернул за угол, а уже там снял сандалии и рванул прочь, подальше от этих двух женщин.

Куда теперь? Я выбежал из дома в сад, надел сандалии, открыл ворота и ринулся дальше за территорию виллы. Река. Надо пойти к реке и спрятаться где-нибудь на берегу. Я хотел побыть один там, где мать не сможет меня найти и где я не увижу ее.

Убийца! Моя мать – убийца.

Уровень воды в Тибре к этому времени уже понизился, берега высохли, сорная трава и терновый кустарник тихо перешептывались на ветру. Я опустился на колени и заплакал, мой плач сливался с ветром.

Я остался совсем один в мире, где та, что считалась моей защитницей, оказалась убийцей.

Стемнело, и стало прохладно, но я все не уходил с берега и оставался там, пока не свыкся с паникой и страхом, загнавшими меня туда. Наконец я встал и пошел обратно на виллу, но вернулся туда повзрослевшим на целую тысячу лет.

XVIII

И с того дня моя жизнь стала похожа на сон. В том сне я видел все происходящее вокруг, но меня оно ничуть не волновало или вовсе казалось нереальным. Похороны Криспа, кремация, упокоение его праха в фамильной гробнице… Мать изображала скорбь – говорила вполголоса и ходила в черном. Я принимал участие в атлетических состязаниях, но результат меня не заботил; мои ноги стали совсем вялыми. Уроки с Аникетом и Бериллом тоже продолжались, но я плохо усваивал знания, которыми они со мной делились, и почти ничего не запоминал. А гонки колесниц… Гонки, на которых я так мечтал побывать… Я стал к ним безразличен и, когда Клавдий пригласил нас наблюдать за ними с балкона своего дворца, сказался больным. Мать злилась, но не могла доказать, что я здоров, потому что я лежал плашмя на кровати, ни на что не реагировал, и это полностью соответствовало моей легенде. Как же хорошо было просто лежать, ни о чем не беспокоиться, не испытывать никаких желаний и ничего не чувствовать. Не прикладывая никаких усилий, я достиг состояния, к которому стремятся некоторые философы, – отрешенности от окружающего мира.

Но потом постепенно через защитный барьер из пустоты и забытья, каким я себя окружил, в голову начали просачиваться разные мысли – мысли, без которых мне было бы гораздо легче жить дальше. Они приходили по ночам, когда тишину нарушали только крики сов с окружавших виллу деревьев и глухое бурчание колес повозок, что проезжали по Риму на другом берегу Тибра. Сначала эти мысли подкрадывались тихо, словно плеск набегавших на мои сны волн. Во сне стала появляться мать, ее лицо приближалось ко мне, она целовала меня… А потом вдруг ее лицо превращалось в череп, и я просыпался в холодном поту.

Моя мать – убийца. Она хладнокровно убила своего мужа. Кто станет ее следующей жертвой? Кого еще она убила, когда я не был случайным свидетелем ее преступления? Моего отца? Нет, тогда она была слишком далеко, на острове, и не дотянулась бы