Читать книгу "Холодные песни - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич"

за окном, и его покрывало что-то серое…

Неприятная концовка, проснулся встревоженным.

Такое ощущение, что на «Мире» (кроме меня, бортинженера Володи Мозякина и нашего командира Константина Алексеевича Дулая) есть кто-то еще. Поганое ощущение. Хочется сбросить его, облететь комплекс, все его отсеки и модули, чтобы удостовериться в том, что и так очевидно: кроме экипажа из трех человек, на станции больше никого нет.

Связь с Землей нулевая. Многочисленные операторы ЦУП и Наземных измерительных пунктов – куда все делись? Почему молчат?

Прошло десять дней. Полностью адаптировались, распорядок дня налажен, работаем по австрийской экспериментальной программе. Особенно эффектно выглядит забор крови из вены.

Скучаю по дому. По Насте и Данику.

21 февраля

С плесенью справиться не удалось.

Нашли плесневый грибок на кабелях и разъемах рабочего отсека. Но особо старательно вредитель потрудился над иллюминатором модуля «Квант». Оптические характеристики упали, на «окне», а также на эмалевом покрытии оправы видны растущие колонии. Кварцевое стекло будто протравили там, где обосновались мицелии.

Снова навели чистоту. Потом облетели весь комплекс – искали других «гостей». Я добрался до модуля «Спектр». Когда влетаешь в модуль или блок по стенке, а не потолку, получается забавный эффект: словно попадаешь в разные помещения. Это как войти в квартиру вверх ногами – и не узнаешь сразу, где очутился.

В темноте я стал искать панель освещения, которая находится за люком. Неожиданно рука наткнулась на что-то странное, теплое, живое под тканью. Меня прямо пробрало, я одернул руку и с опаской заглянул за люк.

Хорошо, что не вскрикнул. Там прятался Володя, в темноте я нащупал его ногу. Через пару секунд мы оба хохотали.

Так Володя пошутил надо мной.

Вечером ЦУП передавал что-то бредовое, безумное даже…

Завтра допишу, пора на боковую (ха, в невесомости это выражение точно не появилось бы, видели бы вы каюту космонавта и его отдых в спальном мешке), уже три часа нового дня.

22 февраля

Так вот, связь с ЦУП-ом восстановилась на несколько минут.

В эфире были только вой помех и голос, не похожий на голос ни одного из операторов. Что-то монотонное и невнятное. Иногда казалось, что нам читают какую-то инструкцию задом наперед.

Володя нервничает. Алексеевич хмурится. Мне тоже радоваться нечему. Поговорили на резких тонах, все втроем. Это нехорошо. Нарушили джентльменское соглашение (о запрете на ругань и претензии до обеда), которое приняли еще до стыковки. Микроклимат отношений экипажа очень важен, здесь недопустима бестактность. Потом остыли – извинились, Володя, правда, скорее, пробурчал.

День прошел смазанно.

Вечером «добавил» командир: Алексеевич поделился сном, в котором я теряю поручни во время «выхода» и меня уносит в открытый космос. Не самые приятные образы – если отлетел, то станция не спасет. Спасибо, Алексеевич.

23 февраля

Заменили блоки станции согласно регламенту.

Завтра перестыковка.

24 февраля

Володя трудится в спускаемом аппарате. Я работаю с видеокамерой – инспектирую.

Отстыковались от «Кванта», стали облетать станцию к переходному отсеку. Ищем следы столкновения транспортника с «Миром». Если не найдем, придется «выходить» с Алексеевичем.

Командир – настоящий ас, летит вокруг комплекса, я снимаю, правда, качество не ахти. Ничего не находим и стыкуемся. И тут я что-то замечаю в «окно» бытового отсека. Мы бросаемся к иллюминатору.

К наружному покрытию станции прилип… скафандр.

Пытаемся сообщить ЦУПу, но связи по-прежнему нет, доклады уходят в пустоту.

Скафандр за бортом!

Что происходит?

26–28 февраля

Несколько дней готовились к «выходу».

Температура внутренней обшивки в том месте, где к ней прилип (как?) скафандр, не вызывала опасений.

Вовремя заметили «сюрприз» с выходным люком. Кто-то из прошлой смены, Безяев или Луцкий, забыл зафиксировать ручку штурвала. Если бы мы случайно толкнули штурвал, что нетрудно при тесноте, то в щель приоткрывшегося люка рванул бы воздух из станции. А дальше – даже думать тошно. Может, успели бы в базовый блок, а потом в транспортный корабль и домой – а может, и нет.

Послужит нам уроком на будущее. Хорошо хоть обошлось. Космос – он ведь не прощает. ЦУП «ожил», но прислал лишь ролик с фотографиями родных и друзей, на телефонные звонки не отвечал. Мы решили пока не сообщать о просчете предшественников.

Подготовили инструмент, скафандры. Ответственное дело: герметичность, связь, прочее. Близкое «дыхание открытого космоса» едва не поссорило с Алексеевичем, опять нервозность. А потом командир замкнулся, работал молча.

Прикрепил фотографии Насти и Даника в каюте.

Из головы не выходит скафандр за бортом. Вот и антропоморфный пес Гуфи вглядывается в «ночь». Принюхивается.

29 февраля

К 3:30 мы с Алексеевичем надеваем белье, костюмы водяного охлаждения (комбинезон и шапочка с трубочками), медицинские пояса и влезаем в скафандры. Я помогаю командиру, потом вхожу сам. Надуваемся и глядим в «окно» шлюзового отсека. Там, под нами, Африка.

Страха нет. Я знаю, что буду осторожен – ради Насти и Даника.

Операции шлюзования проходят нормально. Мы проверяем герметичность люков и скафандров и сбрасываем давление в шлюзе до нуля.

В 5:05 открываем люк и оказываемся в вакууме. Станция находится в тени. Космос встречает нас бездной звезд в ночи, звезд много, и светят они ярче, чем когда смотришь через иллюминатор.

Алексеевич фиксирует люк крючком и устанавливает защитное кольцо. Я выбираюсь следом.

Снаружи станция ершится солнечными батареями и модулями, вокруг плавают частички краски и экранно-вакуумной теплоизоляции.

Цепляя карабины, пробираемся по трассе. Восходящее солнце заставляет опустить светофильтры. Люк в шлюз остается позади. Мы осторожно (с острыми кромками звездных датчиков следует держать ухо востро) продвигаемся к бытовому модулю.

Связь паршивая, я слышу только обрывки слов командира и сыплю вопросами, от чего Алексеевич только раздражается. ЦУП молчит.

Цель уже близко. Я отстаю, используя в основном инерцию скафандра. И снова приходит тень – я включаю освещение на шлеме и едва не врезаюсь в спину командира, в шторку, закрывающую агрегат АСОЖ [14]. Выныриваю сбоку, косясь на ненадежный с виду карабин и страховочный фал, ведущий к кольцевому поручню. Вижу лицо Алексеевича за стеклом, оно бледное.

Фонари освещают корпус, в который вмялся скафандр «Орлан-ДМ», словно кто-то швырнул его в станцию. Жесткая кираса, составляющая со шлемом единое целое, вдавлена в наружное покрытие. Рукава и оболочки штанин плавают в вакууме. Герметичность вроде как не нарушена.

Я смотрю на скафандр, потом на командира. Он кивает. Я тяну скафандр за рукав. С усилием, но удается отлепить его от станции. Креплю страховкой к своему скафандру и разворачиваю. Светофильтр опущен и не открывается, мы ничего не видим. Рукав пустой на ощупь. Кирасу покрывает какая-то слизь, видимо,