Читать книгу "Dagome iudex: трилогия - Збигнев Ненацкий"

вытащил меч из ножен и отрубил голову князю Кизо. В тот же самый момент Здзех вонзил стилет в грудь Дегнону. Какой-то из служивших Дабугу баварцев по условному знаку выкинул из окна на двор крепости горящий факел. И тогда-то во всем граде раздался один вопль отчаяния. Четырехкратный перевес имела армия Авданца над защитниками Вроцлавии. Силой же войска Дабуга было желание убийств и жажда девок. Говорят, что случившееся во Вроцлавии походило на уничтожение Калисии, хотя и не совсем, поскольку Авданец запретил жечь купеческие склады и дома на посаде. Сгорело лишь дворище князя Кизо вместе с крепостью.

Но крови было пролито немало. Ведь если кто проявил хотя бы малейшее сопротивление, то ли не желая отдать чужим воинам своих сбережений, дочку или любимую девку, погибал от меча баварца или норманна, от топоров людей Авданца или Одилена.

Три дня и три ночи длился грабеж, насилия над женщинами и молодыми девками. На это время Авданец перебрался на берег реки, называемой Одрой, и сидел там в своем громадном белом шатре, попивая вино и поедая сушеные фиги, привезенные купцами с востока. Затем вызвал он к себе старого Здзеха, дал ему надежных воинов и приказал отправиться в Каракув, чтобы управляющему тем градом Варшу сообщить о том, что произошло во Вроцлавии.

— Скажи ему, что Одилен хотел отравить меня по приказу князя Кизо. Но на небе появился громадный крест и предостерег меня перед изменой со стороны тестя и шурина. Впоследствии Одилен пожелал окрутить меня чарами со Святой Горы, но сам погиб от вражеской стрелы. Вроцлавию я не сжег, а только захватил огромную добычу. А теперь иду под Каракув. Если град щедро оплатит мне мои расходы, я не войду в него с армией, не стану его осаждать. Остановлюсь над рекой Висулой и только лишь со старшиной войду в град, где меня, как гостя, примет Варш, который с тех пор будет платить дань мне, а не Сватоплуку.

Только тем же вечером из Каракува пришли известия, что в град Варша, по приказу Сватоплука, вступили сотни подчиняющихся Сватоплуку воинов-богемцев, чтобы град этот, по своей природе весьма укрепленный, ибо выстроенный на высоком берегу Висулы — сделать вообще невозможным для завоевания. Понял Авданец, что перебрал мерку, захватывая Землю Шлензан и Вроцлавию, подвергая себя ужасному гневу князя Великой Моравы. Отступил он тогда от идеи удара на Каракув, поспешно покинул Вроцлавию, установив управляющего над ней некоего Творжимира из рода князя Кизо, обязывая того выплачивать ему дань. Так что под Авданцем осталась только Земля Шлензан и город Вроцлавия, которые выплачивали ему дань. Обремененные добычей сотни возов и свои войска Авданец повел в Геч, где его ожидала беременная жена. Очень скоро она родила сына Скарбимира.

Рассказывают, что с того времени, только лишь близилась пора полной Луны, великий господин, повелитель Геча, Честрама, земли между Одрой и Барычью и Земли Шлёнзан, по ночам не мог спать, столь сильно тосковал он по девушке, встреченной им на Святой Горе. Дело в том, что ни его собственная жена, Аске, и никакая другая девка, не могли дать ему столько наслаждений, сколько познал он на горе Шлензе. Ходили слухи, что Дабуг Авданец, который частенько клал на себя рукой знак креста и шептал молитвы Богу, умершему на кресте, время от времени отсылал на Шлензу несколько своих воинов, которые оставляли у подножия Святой Горы для ворожеев богатые дары в золоте и серебре.

Огласил Дабуг Авданец, что если добудет Каракув, то построит там каменную ротонду для Бога на кресте, подобную той, которую начал возводить в Любине, но которую так и не закончил. Еще говорят, что, время от времени, подгоняемый никому не ведомой силой, исчезал он из Геча на несколько недель, а вместе с ним исчезали три десятка алеманов, которые взяли в жены местных женщин и поселились поблизости. Вроде как, в одиночестве, без меча и щита, даже без лука, вечером, предшествующем полной Луне, взбирался Авданец на вершину Шлензы, чтобы там сложить жертву из собственной крови и своего семени. И при том постоянно спрашивал он у тамошних ворожеев, что означают слова, будто бы три шага может сделать он, ничего не опасаясь, но после четвертого ему грозит смерть. «Что должен означать этот вот четвертый шаг?» — постоянно заставлял пояснять себе. Ворожеи же постоянно отвечали ему:

— Четвертый шаг — это непослушание.

— Кому обязан я быть послушным? — мучил тот их вопросом.

Жерцы и ворожеи не могли этого объяснить. То ли Авданец должен был быть послушным Даго Пестователю, который по причине избытка счастья и удачи не желал видеть ни одного из своих сыновей и лучших людей, но правил посредством македонца Петронаса? Но, может, следовало быть послушным Петронасу или же Лестеку, именованному юдексом?

Так что не получал ясных ответов Дабуг Авданец и только то сделал, что связывался с воеводой Ченстохом и постоянно готовил своих воинов, чтобы быть готовым к захвату Каракува. Ибо в самой натуре великанов лежало желать того, что пока что не было завоевано и не попало в их владение.

Глава восьмая

ВОЛКИ

Лестек ударил коня шпорами и въехал на высокий берег обширного древнего русла реки, называемой Вядуей, а с недавнего времени — Одрой. И тут же перед ним открылась глубокая котловина, поросшая травой, лозой и тростником, где было множество многочисленных водных окошек с голубым, вьющимся словно змея, течением многоводной реки, за которой, вон там, далеко, вздымались надвратные башни Любуша, главного града любушан. Желтоватое лицо Лестека даже покраснело от счастья. Всего лишь малый шаг через реку отделял его от принятия во владение всей Земли любушан, иногда называемых Вольными Людьми, поскольку, в течение веков не познали они ничьего над собой владычества. Но когда вступил на их землю он, Лестек, ему поддались без малейшего сопротивления, ибо помнили его отца, Даго Пестователя, который победил дракона по имени Щек.

Но не о своем отце думал, однако, Лестек, титулованный юдексом. Считал он, что это ему поклонились любушане, отдавая без боя град за градом, без сопротивления позволив дойти вплоть до Одры и обещая открыть перед ним свой главный град, Любуш, лежащий на другом берегу реки. Сейчас же Лестек был зол на самого себя, что столь долго готовился к этому походу, накопляя войска и телеги с вооружением, и что добрался сюда из Познании только с началом лета. И винил он не собственную трусость, но Палуку, который