Читать книгу "Сквозь объектив - Соня Фрейм"

Падающие звезды.

Я могла бы подумать, что он романтик, если бы не знала, какой он жуткий циник и осквернитель.

— А первые отношения? — бесцеремонно продолжил он лезть в мою жизнь.

Впрочем, все, кто входили в нее, быстро разочаровывались, обнаруживая, что это довольно пустынное и немноголюдное место. Все, кроме него.

— Отношения… Смешное слово, — фыркнула я. — Какие отношения в этом возрасте? Год спустя я стала встречаться с одноклассником из академии. Из-за него стала ходить на каблуках, потому что он любил девушек с ногами от ушей. Он это оценил и лишил меня девственности в туалете клуба, куда нас пропустили по блату.

Я слегка нахмурилась, припоминая тот бестолковый вечер, когда я мялась в неудобных замшевых полусапожках, которые сдавили мне в кучу пальцы на ногах. Клочья рыхлого снега цвета крем-брюле, рев машин. «Заходим», брошенное секьюрити в наши «зеленые» лица. Кажется, старший брат этого парня шепнул, чтобы нас провели. А потом оглушительная музыка, много алкоголя и неромантичный зажим в туалете с черными мраморными стенами. Пошлятина, а не воспоминание.

Мои глаза встретились с внимательным и слегка жадным взором Кая.

— И как это было? Твой первый секс?

— Больно. И глупый вопрос прямо ему в лицо: «Это что, все?».

Кай начал хохотать, я невольно стала ему вторить. При этом он не переставал фотографировать, словно эта функция была вшита в его существование.

— Так о каких отношениях речь? — риторически закончила я очередную исповедь.

Полученные снимки были хороши. Я поняла, зачем ему требовались мокрые волосы. Со смазанной помадой и копной непросохших локонов я выглядела намного моложе. Я дала бы себе шестнадцать на всех снимках. Лолита-переросток. Ни ребенок, ни женщина. И помадой толком пользоваться не умеет. Но смотрит как взрослый человек. Странная смесь…

* * *

Наверное, прошло две недели. А может, чуть меньше. У этого периода без четкого начала и конца имелась середина. В какой-то момент я смирилась окончательно и мое существование разделилось на до и после. Неожиданно стало легче.

«Чего ты хочешь? — спрашивала я себя. — Уйти? Домой к маме и папе? Ты когда их вообще в последний раз видела? Или опять прожигать с Максом жизнь по кофейням? Слушать, кто кого фотал в “Ритце”? Болтаться в школе среди избалованных ушлепков, которые думают, что весь мир создан, чтобы целовать им зад? Да уж лучше торчать здесь, чем возвращаться обратно».

Возможно, я начала думать как подросток, гордо сбежавший из дома за свободной жизнью. Или моя психика решила обставить все таким образом, что я сама теперь не хотела возвращаться. Моя психика, вероятно, оберегала меня, пусть и очень странным образом.

Но краем уха я старалась следить за новостями из уже мифического мира извне. Кай иногда приносил газеты на голландском. Ни черта не понятно, но своего лица на снимках я не видела. Когда он уходил, я ловила разные радиостанции и даже нашла парочку англоязычных. Никто не говорил о девушке, которая затерялась на улицах Амстердама. Может, это все Макс. Прикрывает мое исчезновение и что-то ищет…

Иногда Кай заставал меня за тем, как я изучаю газеты или вслушиваюсь в новости, но молчал. В глубине души я была немного разочарована тем, как складывались события. Все-таки мое отсутствие должны были заметить. А впрочем, все могло сложиться совершенно по-другому… Откуда я могла знать, сидя в четырех стенах? Девушка пропала без вести, и это оказалось очень просто.

Наши будни тоже незаметно изменились. Фотоаппарат все так же стрекотал, но порою мы до того увлекались беседой, что Кай просто откладывал камеру и говорил со мной. Например, я рассказывала ему о книгах, а он не читал почти ничего, кроме профессиональной литературы по графическому дизайну и своего странного Лакана. Кай не любил художественную литературу, которая, по его словам, «имитировала реальность», и мне не удалось его разубедить. С ним вообще сложно было спорить, хотя он не возражал — просто молчал. И в итоге я пересказала сюжеты всех своих любимых книг, включая «Бесконечную историю» Михаэля Энде. Особенно момент, когда Атрейо ждало испытание — пройти через ворота Волшебного зеркала, которые отражали истинную сущность. Выдержать его можно было только буквально вступив в самого себя. Но другие герои видели в отражении такие ужасы, что убегали и сходили с ума.

Кай весело усмехнулся, и мне вдруг показалось, что я пересказала суть наших фотосессий.

Еще мы говорили о чудовищах вроде кракена и гадали, есть ли они еще где-то на земле. Может, в Марианской впадине?

С каждой новой беседой я осознавала, что мне нравится происходящее, потому что в такие моменты он меня не использовал.

Чаще всего во время всех этих разговоров о кракенах, книгах и фильмах и вне фотосессий он одновременно занимался какими-то своими делами — чертил что-то на компьютере для своей работы, чистил фототехнику… Но стоило только обронить что-то личное, как Кай поворачивался и слушал, слегка склонив голову.

Это простое движение было бесценно.

Невольно хотелось сказать: «Эй, между нами может быть что угодно и я не очень-то счастлива в своем положении пленника, но я благодарна тебе. За внимание. Ты первый в моей жизни, кто слушает».

Так что я все чаще видела в нем человека. Или же он просто его иногда показывал.

Между тем моих фотографий накопилась уже тяжелая папка. Он печатал многие из них, раскладывал в ряд на полу и в молчании изучал. Угадать его мысли было трудно, но казалось, что он пытается сложить из них какую-то картину.

Эти снимки были уникальны. Все реже я стала испытывать отвращение к себе. На смену пришло удивление. Некоторые фотографии были такие красивые и живые, что я едва себя узнавала. Но все же это была я. Похоже, он вытряхивал из меня старую больную душу и взращивал на ее месте новую по своему замыслу, которого никогда мне не открывал.

Кай никогда не говорил, чего ждет от меня, почему мои откровения так ценны. Но в нем было что-то от кукловода, дергая за множество нитей, он вдыхал в куклу часть собственной жизни.

* * *

Когда Кай уходил, я принималась бродить по квартире. Без него у меня было очень мало занятий. От скуки хотелось даже готовить, хотя я и не умела. Но еды нормальной у него тоже не было. Он кормил меня полуфабрикатами, которыми питался сам. Правда, он был достаточно щедр, чтобы каждый вечер приносить мне свежие фрукты и сладости.

За окном изо дня в день ничего не менялось. Иногда я открывала створки пошире и часами смотрела на канал и редких людей. Я не знала этого района Амстердама. Были ли мы вообще в городе?

Однажды я заметила, что в дом зашла арабская семья с детьми, обвешанная продуктовыми пакетами. Значит, мы жили в этой развалюхе не одни. Странно, что соседей почти не было слышно.

В те моменты, когда Кай отсутствовал, я скучала по нему. Но ему я никогда не сказала бы об этом.