Читать книгу "Обратный отсчет. Записки анестезиолога - Генри Джей Пшибыло"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свобода от боли должна стать неотъемлемым правом человека повсюду, при любых обстоятельствах и в любое время. Начиная заниматься медициной, в частности анестезиологией, я, кстати говоря, вовсе не поддерживал этот принцип. Я пришел к нему в ходе долгого процесса взросления.
В первые годы практики я придерживался превалирующего в анестезиологии убеждения «с глаз долой – из сердца вон». Меня учили, что пациент, очнувшийся после наркоза, больше к анестезиологу отношения не имеет. За послеоперационное обезболивание отвечают другие службы, в частности врач, назначивший операцию.
Мой новый принцип утвердился с опытом, когда я начал понимать, что медицина зачастую идет по пути усиленного технического развития, чтобы помочь нескольким больным, вместо того, чтобы с помощью простых отработанных методов помогать многим.
Я уже несколько лет проработал штатным анестезиологом и считался достаточно зрелым и опытным, когда меня пригласили в Китай – поделиться наработками в педиатрической анестезиологии с коллегами из Шанхая и Пекина. В тысячах миль от дома, в китайском госпитале, я ходил по коридорам и заглядывал подряд во все палаты, не в силах сдержать любопытство.
Госпиталь оказался на удивление современным – по крайней мере, по сравнению с моими представлениями о Китае. Там были длинные коридоры с палатами по обеим сторонам, выкрашенные белой краской. У одной из этих палат я вдруг замер на месте. Десятки бумажных журавликов – сотня, если не больше – свисали с потолка над кроватью. На ней лежал обескровленный подросток, почти без волос, с язвами на губах. Скорее всего, у него была лейкемия. Рак, а точнее, лечение от него, делает всех больных похожими друг на друга. Он поймал мой взгляд и в ответ едва заметно кивнул головой. Его мать, плотная, коротконогая, стояла у постели и тоже смотрела на меня – чужака, непрошеного гостя – со злостью и подозрением на лице.
Я должен был читать лекции о принципах и практике западной анестезиологии. Мне казалось, что китайская система здравоохранения начала развиваться только после культурной революции, отстав по этой причине на десятилетия от современной медицины, и теперь пыталась догнать общепринятые мировые стандарты. Однако стоя в том коридоре и глядя на бумажных журавликов, отбрасывающих тени на бледное лицо подростка, я увидел ситуацию под другим углом.
В этом современном, прекрасно оснащенном госпитале он получал практически то же лечение, что получил бы в моем: убойный коктейль из химиотерапевтических медикаментов, подавляющий рост раковых клеток. Вместе с ними страдали и обычные клетки, в частности волосяные фолликулы, приводя к облысению, и клетки слизистой губ, на которой появлялись болезненные изъязвления. Отсутствие волос мешало понять, кто передо мной – мальчик или девочка. Зато боль была очевидна. Бумажные журавлики представляли собой сплав медицины и культуры, символизировали надежду и мольбу за будущее ребенка. Скорее всего, их складывали родные, воспитанные в культурных традициях тысячелетней давности, призывая высшие силы на помощь несовершенной медицине, в надежде спасти ему жизнь. Каждый журавлик увеличивал шансы на то, что их голос будет услышан.
Эти журавлики напомнили мне, что я не только наставник, но и ученик, которому открылись сила и значимость восточных верований. Они показали, насколько мало я знаю о китайской культуре и медицине. Я узнал, что искусство оригами, обычно ассоциирующееся с Японией, на самом деле зародилось в Китае за много тысяч лет до того, как медицина начала лечить рак. Бумага была символом богатства, а аккуратно сложенные журавлики означали удачу и выздоровление от болезни. Их цвет выбирался в зависимости от загаданного желания.
Тот момент оказался для меня очень ценным с точки зрения культуры, но по-настоящему переломным было посещение еще одной больницы. Я вошел в палату – сильно устаревшую, по моим стандартам, – с четырьмя кроватями. Занята была только одна. В самом дальнем от двери углу, на максимальном удалении от сестринского поста в коридоре, на постели извивался маленький мальчик, которого привязали за руки и за ноги, чтобы он не сорвал повязку. За день или за два до того ему сделали операцию по исправлению деформированной грудной клетки. Вертелся он, совершенно очевидно, не потому, что хотел сорвать повязку, а от нестерпимой боли. Не понимая, почему его привязали, он пытался вырваться и молил об утешении и покое.
Для меня все было ясно: мальчику требовалось увеличить дозу наркотического обезболивающего. Тем не менее мои попытки объяснить важность более мощного и действенного обезболивания, равно как и тот аргумент, что в отсутствие боли выздоровление пойдет быстрее, пропали втуне. Китайские врачи ничего не имели против бумажных журавликов и акупунктуры (я побывал в клинике, где акупунктурой лечили поврежденные нервы) и охотно брались за операции. Но к моим призывам задуматься об обезболивании они остались глухи.
По возвращении я получил от организаторов той поездки приглашение на торжественный обед. На него собрались врачи разных специальностей; нам объявили, что фонду удалось собрать значительные пожертвования, которыми планировалось оплатить операцию на сердце ребенку из Китая. Я поинтересовался, какую именно операцию фонд собирался финансировать, и понял, что это характерный дефект при синдроме Дауна. Я набрался мужества выступить и предложил направить собранные средства не на лечение одного пациента, а на облегчение страданий многих. Я понимал, что иду на риск. Сумей я толково изложить свою позицию, мне представится возможность применить накопленный опыт на благо общества. Если же нет, я лишусь шанса поучаствовать в других программах фонда.
Я не оспаривал общепринятой этики и уж точно не высказывался против лечения людей с генетическими дефектами. Тысячи моих пациентов страдали генетическими и врожденными заболеваниями. Но я знал, что в Китае ребенок с таким заболеванием, скорее всего, после операции вернется в среду, которая отвергает подобных детей, предпочитая запирать их в интернатах. Во время своей поездки я обратил внимание, что не видел ни одного человека с выраженными признаками генетических заболеваний, в том числе синдрома Дауна, за пределами госпиталя или приюта. Ни на рынке, ни в магазине, ни в ресторане, ни просто на улице.
Китайская поездка заставила меня переоценить мой подход к анестезиологии. Я не против лечения детей, особенно с синдромом Дауна. Но я за облегчение боли. Я могу принести такое облегчение, и хочу, чтобы наши средства и силы пошли в этом направлении. Несмотря на расходы, в США лечат всех. После того, как я увидел того мальчика в Пекине, извивающегося от боли, моей целью стало перенаправить средства благотворителей на облегчение страданий многих, а не на спасение одного. Мальчик, умоляющий о помощи, в полной мере отражал доминирующую в Китае тенденцию халатного отношения к пациентам. Конечно, операция у конкретного ребенка обещала многочисленные фото и восторженные отзывы в прессе обо всех, кто собрал средства и организовал лечение, но перенаправление фондов на обучение китайских врачей использованию недорогих обезболивающих позволило бы облегчить страдания множества пациентов, причем в долгосрочной перспективе. (Доза сильного обезболивающего на сегодняшний день стоит в среднем $1,67). Я призывал помочь тысячам вместо одного.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Обратный отсчет. Записки анестезиолога - Генри Джей Пшибыло», после закрытия браузера.