Читать книгу "У расстрельной стены - Сергей Зверев"

Матвей, наверное, в десятый раз прокрутил в памяти историю с осечкой. По-любому ее не должно было быть — партия патронов свежая, качественная! Просто чертовщина какая-то. Он усмехнулся и снова полез за пачкой «Беломора». Чиркнул спичкой, затянулся крепким дымом и едва не наступил на неведомо откуда взявшуюся кошку — черная зверюга отчаянно мяукнула, зашипела ненавидяще и стрелой метнулась в арку проходного двора.

«Точно, без черта дело не обошлось. — Дергачев сквозь зубы запустил вдогонку кошке матерком — хоть на этой твари заполошной зло сорвать! — Вот и черная кошка тут как тут, зараза! А вдруг не в черте дело? Если — ну, хотя бы в порядке бреда — допустить, что мужик был невиновен и его это… Бог спасти хотел? Он и осечку устроил — мол, опомнись, Матвей, не бери грех на душу! Да ну, бред собачий! Нет никакого Бога — опиум и обман один! Что ж тогда он отца Василия не спас? А Настасья — ей-то за что доля поганая такая? Красивая девка — ей бы жить да жить, мужа любить да детишек рожать… А он, получается, ее в петлю загнал?! Сказано же в Писании, что ни один волос с головы не упадет без его воли. И про власть, между прочим, тоже сказано — что любая может быть только от него. Значит, и наша власть Советская от Бога! И пуля из моего «нагана» именно по его воле вылетает — «ни один волос…». Не, ну чистый бред получается, и ничего больше… Ты, придурок, еще в церковь сбегай, с батюшкой посоветуйся. Мол, сомнения меня, убогого, тревожат. Поп, ясное дело, сразу «стукнет» куда положено, а еще через денек в тихом темном переулочке встретит тебя вечерком Мангулис и влепит пару пуль из своего табельного. И все, брат, все сомнения твои враз развеются…»

Но сколько бы Матвей ни убеждал себя, вопросов и неясностей не становилось меньше. Например, прикидывал он, как быть с рассказами «вертухаев» о том, что по ночам в глухих темных уголках Лубянки слышатся то голоса, то стоны, а то и вовсе плач? Да что «вертухаи» — сам Дергачев дважды сталкивался с тем, что в самый ответственный момент в расстрельном коридоре ни с того ни с сего вдруг пропадал свет — и в темноте такая жуть непонятная наваливалась, что волосы дыбом поднимались! Проверяли, все вроде бы в норме, а лампочка гаснет, и все тут! Ни в мистику, ни в чертей он по большому счету не верил, но некоторые вещи — вроде недавней осечки — поневоле заставляли задуматься о том, что ученые умники далеко не все на этом свете могут вот так запросто взять и объяснить…

Больше всего сейчас ему хотелось просто напиться — вчерную, до полного беспамятства, чтобы хоть на несколько часов убежать от всего на свете, спрятаться в черном облаке водочного угара от невеселых дум и сомнений, никак не красящих настоящего, стойкого чекиста. Но пить нельзя — вечером он обязан быть на работе. Служба!

Первое, что сделал Матвей, когда вернулся в свою комнатку, — выпил сто граммов. Потом задымил «беломориной». Затем решительно убрал бутылку с оставшейся водкой подальше и навел на столе порядок. Удовлетворенно кивнул и, не раздеваясь, улегся на кровать и привычно прикрылся шинелью — до вечера еще можно было часа три поспать. Последнее, о чем подумалось перед тем, как провалился в зыбкую темноту сна, было короткое: «Все, брат, хватит дурить…»

Глава шестнадцатая

Москва, май 1937 года

Над Полюсом реет флаг советской земли!

Блестящее достижение, блестящая победа! Полюс завоевали люди сталинской закалки.

В течение многих веков люди пытались достичь Северного полюса. Отдельные отважные исследователи, терпя исключительные лишения, не смогли добиться поставленной перед собою цели. Только большевики смогли завоевать Полюс. Безграничная любовь к Родине, большевистская закалка и выдержка направляли и руководили отважными исследователями. В помощь людям была великолепная техника. Советские самолеты и моторы, изготовленные на советских заводах советскими инженерами и рабочими, еще раз показали свои превосходные качества.

Газета «Комсомольская правда»,

орган ЦК ВЛКСМ.

23 мая 1937 года

Щедрое майское солнце старалось вовсю, заливая жаркими лучами и прозрачную голубизну неба, и свежую, еще не истомленную летним зноем, не тронутую городской пылью зелень, и заметно повеселевшие после унылой апрельской сырости московские улицы.

Шаловливый ветерок носился над гладью пруда, взбивая мелкую рябь и разгоняя задорные стайки солнечных зайчиков, отплясывающих на темноватой поверхности воды. Порой создавалось впечатление, что слепящие блики стараются танцевать в такт доносившимся из глубины парка звукам вальса «На сопках Маньчжурии», старательно выдуваемого из сверкающих начищенной медью труб военным духовым оркестром.

Матвей, размеренно работая веслами, ловил себя на мысли, что, пожалуй, было бы здорово приходить по утрам в этот замечательный парк, надевать через плечо большущую сияющую трубу и, сурово раздувая щеки, играть военные марши или красивые вальсы. А потом отправляться домой, где тебя ждут милая жена и пара пацанов. И, конечно же, кастрюля наваристого борща с косточкой и честно заработанная бутылочка. Да под свежий пупырчатый огурчик, да с помидорчиком — сладким, еще теплым от июльского солнышка! А потом, притворно хмурясь, проверять у мальчишек дневники и рассказывать им про дроби…

— Товарищ Дергачев, — вернул Матвея к действительности насмешливый голос Лизы, — не расскажете ли, о чем это вы так задумались? «Жизнь или смерть, вот дело в чем: достойней ли претерпевать мятежного удары рока, иль отразить их и покончить со всею бездною терзаний. Ведь смерть есть только сон — не боле…»

— Честно? — улыбнулся он, на минуту оставляя весла в покое и закуривая. — О десятичных дробях.

— Да ну тебя! Куряка, задавака и врунишка! — Девушка лукаво улыбнулась, опустила ладонь за борт и, смешно морща нос, обдала его прохладными брызгами. Затем вдруг неожиданно посерьезнела и, поднеся к лицу недавно сорванную веточку черемухи, вдохнула нежный горьковато-теплый аромат. — Знаешь, смотришь на эту красоту, на совершенство формы и всего остального, и даже страшно становится — как же все-таки красив этот мир! Как вы считаете, товарищ чекист, кто его все-таки создал — Бог или эволюция?

— Бога нет, — вытирая лицо и бросая в воду окурок, убежденно заявил Дергачев и снова взялся за весла. — А человек, барышня, вне всякого сомнения, произошел от обезьяны — грязной, глупой, завистливой и жадной.

— Фу, какой же ты все-таки непоэтичный! — с притворной печалью вздохнула Лиза. — И что я в тебе нашла, не понимаю. Вредный, мрачный циник и грубый солдафон. Но я тебя все равно люблю! Что у нас по программе дальше — после катания на этой жуткой лодке? Кино, мороженое, качели? Или просто погуляем?

— Нет, Елизавета Батьковна, к сожалению, с «погуляем» сегодня не получится — дежурство у меня, — стараясь придать голосу насмешливость и непринужденность, ответил Матвей, которому сейчас, честно говоря, больше всего хотелось послать свою службу к чертовой матери и провести оставшийся вечер и будущую ночь с Лизой.

— Жаль, — совершенно искренне погрустнела девушка. — Но ты прав: кто-то же должен охранять ночной покой советских граждан, оберегать нас от хулиганов, жуликов и воров! Хотя лучше бы это делал кто-то другой, а не ты… Фу, какая же я несознательная и глупая, да? Не сердись, мне просто так не хочется расставаться с тобой — даже на одну минуточку…