Читать книгу "Любящий Вас Сергей Есенин - Юлия Андреева"

Она смотрела на меня и говорила:

– Есенин в больнице, вы должны носить ему фрукты, цветы!.. – и вдруг сорвала с головы чалму. – Произвела впечатление на Миклашевскую – теперь можно бросить!.. – и чалма полетела в угол.

После этого она стала проще, оживленнее. На нее нельзя было обижаться: так она была обаятельна.

– Вся Европа знайт, что Есенин был мой муш и вдруг – первый раз запел про любоф – вам, нет, это мне! Там есть плохой стихотворень: «Ты такая ж простая, как все…». Это вам!

Ты такая ж простая, как все,Как сто тысяч других в России.Знаешь ты одинокий рассвет,Знаешь холод осени синий.

По-смешному я сердцем влип,Я по-глупому мысли занял.Твой иконный и строгий ликПо часовням висел в рязанях.

Я на эти иконы плевал,Чтил я грубость и крик в повесе,А теперь вдруг растут словаСамых нежных и кротких песен.

Не хочу я лететь в зенит,Слишком многое телу надо.Что ж так имя твое звенит,Словно августовская прохлада?

Я не нищий, ни жалок, ни малИ умею расслышать за пылом:С детства нравиться я понималКобелям да степным кобылам.

Потому и себя не сберегДля тебя, для нее и для этой.Невеселого счастья залог —Сумасшедшее сердце поэта.

Потому и грущу, осев,Словно в листья, в глаза косые…Ты такая ж простая, как все,Как сто тысяч других в России.

Болтала она много, пересыпая французские фразы русскими словами, и наоборот. То как Есенин за границей убегал от нее. То как во время ее концертов (напевает Шопена), танцуя, она прислушивалась к его выкрикам, повторяя с акцентом русские ругательства. То как белогвардейские офицеры – официанты в ресторане – пытались упрекать его за то, что он, русский поэт, остался с большевиками. Есенин резко одернул их: «Вы здесь находитесь в качестве официантов! Выполняйте свои обязанности молча».

Уже давно пора было идти домой, но Дункан не хотела уходить. Стало светать. Потушили электричество. Серый тусклый свет все изменил. Айседора сидела согнувшаяся, постаревшая и очень жалкая.

– Я не хочу уходить, мне некуда уходить… У меня никого нет… Я одна…

Глава 24. Время разбрасывать камни

Зинаида Николаевна, мне очень неудобно писать вам, но я должен, – начинает Сергей свое отнюдь не любовное письмо к бывшей жене.

Дело в том, что мне были переданы ваши слова о том, что я компрометирую своей фамилией ваших детей и что вы намерены переменить ее.

До семьи Мейерхольда не могли не докатиться разговоры о безобразном поведении Есенина. Так как от детей не скрывали, что Сергей Александрович их родной отец, понятно, что мать пыталась уберечь своих чад от этих сплетен.

Фамилия моя принадлежит не мне одному. Есть люди, которых ваши заявления немного беспокоят и шокируют, поэтому я прошу вас снять фамилию с Тани, если это ей так удобней, и никогда вообще не касаться моего имени в ваших соображениях и суждениях.

Пишу я вам это, потому что увидел: правда, у нас есть какое-то застрявшее звено, которое заставляет нас иногда сталкиваться. Это и есть фамилия.

Совершенно не думая изменять линии своего поведения, которая компрометирует ваших детей, я прошу вас переменить мое имя на более удобное для вас, ибо повторяю, что у меня есть сестры и братья, которые носят фамилию, одинаковую со мной, и всякие ваши заявления, подобные тому, которое вы сделали Сахарову, в семье вызывают недовольство на меня и обиду в том, что я доставляю им огорчение тем, что даю их имя оскорблять такими заявлениями, как ваше. Прошу вас, чтоб между нами не было никакого звена, которое бы давало вам повод судить меня, а мне обижаться на вас: перемените фамилию Тани без всяких реплик в мой адрес, тем более потому, что я не намерен на вас возмущаться и говорить о вас что-нибудь неприятное вам.

С. Есенин.

Что именно сказала Зинаида Сахарову неизвестно, фамилию дочери не меняли. Но с тех пор между бывшими супругами утвердилось подчеркнуто холодное отношение. С детьми Есенин встречался.

Четко осталась перед мысленным взором сцена, когда в нашей столовой между отцом и матерью происходил энергичный деловой разговор. Он шел в резких тонах. Содержания его я, конечно, не помню, но обстановка была очень характерная: Есенин стоял у стены, в пальто, с шапкой в руках. Говорить ему приходилось мало. Мать в чем-то его обвиняла, он защищался. Мейерхольда не было. Думаю, что по инициативе матери. Несколько лет спустя, прочитав строки:

Вы помните,Вы все, конечно, помните,Как я стоял,Приблизившись к стене,Взволнованно ходили вы по комнатеИ что-то резкоеВ лицо бросали мне… —

…я наивно спросил маму: «А что, это о том случае написано?». Мать улыбнулась. Вероятнее всего, характер разговора, его тональность были уже как-то традиционны при столкновении двух таких резких натур, какими были мои отец и мать.

Глава 25. Извините за шум

– Морозной зимней ночью, кажется, у «Стойла Пегаса» на Тверской, я увидал его вылезающим из саней, – рассказывает А. К. Воронский в своих воспоминаниях «Памяти Есенина». – На нем был цилиндр и пушкинская крылатка, свисающая с плеч почти до земли.

Она расползалась, и Есенин старательно закутывался в нее. Он был еще трезв. Пораженный необыкновенным одеянием, я спросил:

– Сергей Александрович, что все это означает и зачем такой маскарад?

Он улыбнулся рассеянной, немного озорной улыбкой, просто и наивно ответил:

– Хочу походить на Пушкина, лучшего поэта в мире, – и, расплатившись с извозчиком, прибавил: – Очень мне скучно.

Он показался мне капризным и обиженным ребенком.

– Припоминаю еще одно посещение Айседорой Есенина при мне, когда он был болен, – присоединяется к рассказу С. М. Городецкий[110]. – Она приехала в платке, встревоженная, со свертком еды и апельсином, обмотала Есенина красным своим платком.

Я его так зарисовал, он назвал этот рисунок – «в Дунькином платке». В эту домашнюю будничную встречу их любовь как-то особенно стала мне ясна.