Читать книгу "Алмаз, погубивший Наполеона - Джулия Баумголд"

— Сир, Сен-Симон согласен, что вы должны купить этот бриллиант ради чести короны, — сказал Лоу.

— Вы знаете, как я уважаю моего предка, который обещал каждому французу курицу в горшке по воскресеньям. Я не могу позволить такую экстравагантность. Меня за это будут порицать.

— Вы экономны, как Мадам, — сказал Сен-Симон. — Ваш отец, который любил бриллианты, как никто другой, не дал бы этому сокровищу ускользнуть.

— Почему вы так заинтересованы в этой английской покупке? Что она значит для вас?

— Совсем ничего, сир, — сказал Сен-Симон.

Лоу ничего не сказал, потому что ему причиталось пять тысяч фунтов. Беспокоясь за свои комиссионные, он радовался присутствию Сен-Симона, давшему ему возможность промолчать.

— Вы правы, думая о своих подданных, — сказал Сен-Симон, — но подумайте о счастье, которое они почувствуют при виде такой вещи, выкраденной у англичан из-под носа. Достойно осуждения, если частное лицо тратит деньги на бессмысленные украшения, когда у него есть долги, которые он не в силах уплатить, но для величайшего короля Европы это просто обязанность.

Сен-Симон чуть не подпрыгнул на своих маленьких туфлях, увидев, что монарх опустил взгляд на хрустальную модель. Поскольку регент уже не мог различать цвета, она произвела на него гипнотическое воздействие.

— Но разве это стоит четырех миллионов?

— Сир, ценность зависит от редкости, а не от пользы. Вода очень полезна, но ценность ее мала… От бриллиантов мало пользы, но ценность их огромна, потому что спрос на бриллианты гораздо выше, чем их количество, а такого, как этот, вообще не существует, — сказал Лоу.

Именно губернатор Питт высказал замечание, позже использованное Джоном Лоу, что любая вещь стоит столько, сколько за нее согласны заплатить. Именно Питт склонил Индию менять алмазы (которые довольно часто находят в этой стране) на красные кораллы (которые там редкость). Если ценность вещи или валюты лежит в представлении о ее ценности, тогда бумага может быть деньгами, а кораллы — бриллиантами.

— Я подумаю, — сказал регент, позаимствовав любимое выражение своего дяди. (Его же любимым выражением было «Divide et impera» — «Разделяй и властвуй» — игра, в которую он играл с Регентским советом, своими распутниками и своими женщинами.)

— Нет, вы не должны позволить ему ускользнуть, — сказал Сен-Симон. — Такой случай может никогда больше не представиться, потому что, вне всяких сомнений, он окажется в Испании у вашего кузена, или опять у короля Георга, или у австрийского императора…

— Вы можете оплатить его частично и отдать в залог кое-какие драгоценности, пока долг не будет выплачен, — сказал великий финансист. — Я думаю, вы могли бы получить его за два миллиона…

Дух времени — соперничество — подхватил регент, к этому добавилась его неизменная неспособность сказать «нет» — он чаще говорил «может быть», что одно и то же. Он понимал, что все другие монархи узнают об этой сделке. Купить этот камень — почти политическое дело.

Русский царь Петр, у которого заканчивался шестинедельный визит в Париж, только глянул на бриллианты короны, выложенные перед ним в апартаментах герцога де Виллеруа в Тюильри. Он скривился — обычная гримаса, которой царь был обязан яду, поднесенному ему в детстве, — и отвернулся от всего этого великолепия. Он отказался принять в дар усыпанную бриллиантами шпагу, чем оскорбил регента. Он отверг апартаменты королевы и в конце концов расположился рядом с арсеналом, где спал на походной кровати в чулане. Этот царь, который ненавидел роскошь, позже сказал, что упадок неизбежен для народа, столь преданного излишествам.

Подобно регенту и многим правителям (в том числе и тому, кого я знаю лучше всех), великий царь был нетерпелив. Если его карета была не готова, он садился в первый же попавшийся экипаж. К тому же он был варваром без перчаток и без пудры на волосах, ходил в одежде рваной и грязной, пахнущей болезненной сладостью слишком многих ночей, проведенных в попойках.

— Это символ всего, чем Франция снова может стать, как в первые дни Великого Монарха, — сказал Сен-Симон. — Это великолепие, по которому регентство будут помнить долго. Кроме того, разве два миллиона как-то скажутся на нашем финансовом положении? Месье Las может подтвердить, что эта трата будет едва заметна.

Лоу закивал столь энергично, что у него съехал парик. Герцог Сен-Симон походил на одну из тех без меры расплодившихся собак, что наполняют двор.

Вцепившись в кость или в шелковый чулок, такая собака трясет головой и тянет, урча от счастья, что бы там ни было на другом конце.

— Значит, эта идея прочно поселилась в ваших головах? — сказал регент.

Сен-Симон видел, что регент начинает скучать. Скука была одновременно его врагом и его сутью.

— Этот бриллиант назовут «Регентом», — сказал Лоу, думая о том, что Новый Орлеан он тоже назвал в честь регента.

Регент видел, что все его планы относительно Франции ни к чему не привели, все восемь его детей, даже незаконные, дефективны и распутны. Всегда перед его глазами стояло величие, которое предшествовало ему и могло бы следовать за ним (хотя у него были некоторые сомнения относительно короля-мальчика). Немногие известные бриллианты короны имели имя; бриллианты Мазарини были известны под его именем все вместе. Этот же камень сулил возможность остаться в памяти потомков.

Пока Сен-Симон обрабатывал регента — это заняло несколько недель, — Лоу в письме убеждал Питта, что тот никогда не найдет покупателя за такую цену и потеряет в деньгах, если придется разрезать камень на куски. Питт спустил цену с четырех до двух миллионов ливров, что равнялось ста сорока тысячам фунтов. Ему должны были заплатить сто тридцать пять тысяч фунтов, а пять тысяч получал Лоу.

Так старый губернатор, грозивший лишить наследства любого из своих детей, кто станет играть в азартные игры, продал бриллиант при посредстве самого ловкого игрока в Европе. 6 июня регент заставил Совет согласиться на сделку и тем самым показать, что они доверяют ему.

Сен-Симон гордился тем, что заставил регента совершить эту покупку. «Регент» станет символом регентства, этот гротескно крупный бриллиант будет поражать, потрясать и отвлекать простой народ. Сен-Симон утверждал, что бриллиант будет популярен у народа Франции; возможно, так оно и было. Во всяком случае, это была симпатичная штучка.

* * *

Я написал эти слова и почувствовал у себя на плече тяжелую руку императора и ощутил запах одеколона, которым натирают его по утрам, а он кричит: «Сильнее! Сильнее!» Запах, как у мяты, сорванной в солнечный день, размятой с лавровым листом, и еще в нем чуется что-то железистое, вроде ружейного масла.

— Вы так наивны, Лас-Каз. Вы не можете игнорировать политического смысла этой покупки. Джеймс Стэнхоуп, зять Питта, тогда вел переговоры с министром Дюбуа, и продолжались они достаточно долго. Союз с Англией был очень важен, чтобы удержать Францию вне войны и подтвердить могущество регента.