Читать книгу "Сталинъюгенд - Алексей Кирпичников"

Смерть одноклассников потрясла Реденса. Он постоянно задавался вопросом, как повернулись бы события, расскажи он взрослым о переживаниях товарища. В мыслях он даже перестал рассматривать такую ситуацию предательством, теперь уже возможным лишь в прошлом. Осознавая упущенный шанс остановить убийство, Лёня корил себя, не в силах с кем-нибудь поделиться. Такой груз давил, но шло время, и переживания мало-помалу уступали место беспечности пятнадцатилетнего возраста. Этому сильно поспобствовал Василий Сталин, снова обративший внимание на кузена.

* * *

Когда летом 1942 года широкие массы родных и близких руководителей советского государства вернулись из эвакуации, с ними возвратилась и семья Вождя. Штаб инспекции ВВС как-то сам собой прекратил активную деятельность, и Василия Иосифовича назначили на 32-й авиаполк. Возглавив часть, участвовавшую в боях, майор отбыл на фронт. Отдадим должное — несмотря на самодурный характер, Василий Сталин был прекрасным лётчиком. И окажись он обычным смертным, его жизнь, наверное, сложилась бы совсем по-иному, но Василий родился сыном великого человека, а после гибели матери воспитывался охранниками отца, и это окончательно сломало его судьбу. После исчезновения в немецком плену старшего сына Сталина, вышестоящие начальники Василия категорически запретили ему пересекать линию фронта, фактически отлучив от участия в боевых вылетах. Вынужденное безделье комполка скрашивал бесконечными загулами, тем более что в собутыльниках и боевых подругах у него недостатка не ощущалось. Вскоре всё «на фронте» ему обрыдло, и майор передислоцировался в расположение зубаловской госдачи.

На стол Берии стали поступать донесения, что Василий Иосифович активно проводит досуг в окружении богемы из мира кино. В гости к нему приезжали известные всей стране кинорежиссёры Кармен, Ромм, Каплер. Их сопровождали жёны и красивые актрисы. Наполненные заграничной музыкой и фильмами, шампанским и крепкими напитками проходили шумные вечера. Госбезопасность собирала материал, но доложить Вождю не решалась. Разрядил обстановку дед, Сергей Яковлевич — единственный непричастный к ночным забавам житель дачи. Поскольку внук не обращал внимания на увещевания прекратить загулы, старый большевик пошёл к Иосифу Виссарионовичу. Узнав о поведении сына, Сталин задохнулся от гнева и, не пожелав встретиться с опозорившим его отроком, отправил того на гауптвахту, откуда через 15 суток Василия снова отправили на фронт в полк приписки. Опала длилась долго — отец допустил Василия на очную встречу лишь через несколько лет, во время подписания Потсдамского соглашения. Нечего и говорить, что, прогнав сына с дачи, Иосиф Виссарионович запретил появляться там и юной Светлане, почти не имевшей отношения к шумным вечеринкам брата. Произошло это в январе сорок третьего.

Снова попав в действующую армию, Василий обнаружил сохранившийся статус-кво: летать не пускали, а в загулах не ограничивали. Его отсутствие в Москве продолжалось почти полгода, а возвращение красноречиво говорило — насмешки в Куйбышеве над Степаном Микояном были преждевременными. На фронте Василию самому довелось почувствовать, что такое «быть подбитым своими». Погнавшись за большим уловом, зампотех полка подорвал в воде реактивный снаряд, но сделал это крайне неловко. В итоге офицер погиб, а его командира, Василия Сталина, задело осколком — он получил ранение в пятку.

* * *

После госпиталя лётчик Сталин, дослужившийся до подполковника, приехал поправить здоровье в Москву. В двухкомнатной квартире «дома на Набережной» его ждали жена — Галина Бурдонская, и маленькие дети — Надя и Саша. Там же с радостью крутился и Лёнька Реденс, живший в соседнем подъезде и по-мальчишески опекавший семью старшего кузена. Василий с трудом ходил после ранения, и Лёня то и дело гонял за папиросами и напитками для двоюродного брата, мыл и готовил к поездкам его мотоцикл… и готов был делать ещё многое, но сыну Вождя ничего особого не требовалось. Эти заботы заполняли большую часть свободного времени, которого у Лёни и так не хватало, поскольку сразу же после экзаменов Рафаил Павлович Хмельницкий устроил его с Тёмкой работать на выставку — за труд чернорабочих они даже получили первые зарплаты. Такая насыщенная жизнь всё больше отдаляла страшные воспоминания о трагедии, да и завтрашний день не сулил Реденсу каких-либо проблем.

* * *

Кроме Тёмки в семье генерал-лейтенанта Хмельницкого росла младшая дочь Наташа. Сам Хмельницкий выделялся из стройных рядов обычных генералов. Второй такой колоритной фигуры, наверное, не было во всём огромном Советском Союзе. Многие годы Рафаил Павлович служил адъютантом красного маршала Клима Ворошилова, пятнадцать лет возглавлявшего рабоче-крестьянскую Красную армию. Отличился Руда — так друзья звали Рафаила — ещё во время Гражданской войны и при подавлении Кронштадтского восстания. Был неоднократно ранен и по заслугам отмечен — знакомством с Лениным и Сталиным, двумя орденами Красного Знамени, выдвижением на должность командира «Московской пролетарской стрелковой дивизии», где под его началом проходили службу многие офицеры, впоследствии сыгравшие значительные роли в военной истории.

В конце двадцатых Хмельницкий снова возле Ворошилова. Его новую должность наркомовского адъютанта, вряд ли стоит комментировать — общеизвестно, что порученец такого уровня имеет в армии больше, если не полномочий, то возможностей, чем иной маршал. К Руде доверительно относился даже Хозяин, не раз дававший ему деликатные задания.

Когда после финской кампании Сталин отстранил Ворошилова от руководства вооружёнными силами, генерала Хмельницкого он отослал в распоряжение командующего Северо-Западным военным округом Ивана Конева, назначив комкором-34[9]. На прощание Вождь презентовал генералу «парабеллум» с дарственной надписью «Моему другу Руде от Сталина» и восьмиместный новенький «паккард», показав кое-кому, что не считает финскую кампанию таким уж провалом. В этой должности Рафаил Павлович встретил войну и, позже, вёл с корпусом изнурительную оборону в районе Ельни, где попал в окружение, но с боями пробился к своим. Генерал-лейтенанту удалось вывести за собой значительную часть личного состава, всю документацию и даже кассу соединения.

После этого Сталин вновь отряжает Руду в распоряжение Ворошилова, командовавшего тогда обороной Ленинграда. Хмельницкий опять становится генералом по особым поручениям при маршале. Полностью потеряв ориентацию в военной обстановке, но подгоняемый Вождём, Климент Ворошилов решил самолично произвести рекогносцировку. Взяв с собой верного Рафаила, ещё двух генералов и адъютанта своего адъютанта — полковника Ореста Августыняка — он уселся на дрезину и начал объезд тающих и уже практически неконтролируемых советских владений в районе Волхова. Вскоре властительные пассажиры попали под бомбёжку. Взрывом дрезину сбросило с пути вместе с седоками.

Когда дым рассеялся, под откосом стали считать раны. Больше всех пострадал Хмельницкий, сильно придавленный ящиками с цинками, лежавшими в дрезине — у генерала оказался серьёзно повреждён позвоночник. Ворошилов вышел из-под бомбового удара с трещиной на ноге. Остальные отделались легкими ушибами и испугом. Оценив обстановку, Августыняк рванул назад. После часа безостановочного бега он вышел в расположение наших частей и доложил ситуацию. Началась операция по спасению начальства — руководителей Ленинградского фронта спешно вывезли из опасной зоны. Несколькими часами позже Хмельницкого отправили на самолёте в кремлёвский госпиталь, эвакуированный в Куйбышев, где его ждала семья. В итоге Рафаила Павловича выходили, но служить в действующей армии врачи категорически запретили. По возвращении из эвакуации его вызвал Сталин и поручил организовать в Москве на территории Парка Горького выставку трофейного оружия. Этой задаче Вождь придавал политическое значение и подчинил начальника выставки непосредственно себе. Руда опять обозначился рядом с «вершиной», поскольку экспозицию беспрерывно доукомплектовывали, а после появления новых экспонатов её регулярно посещали военачальники и сам Верховный Главнокомандующий. При этом роль Руды состояла не только в надувании щёк рядом с высшим генералитетом — он имел самое непосредственное отношение к распределению благ, поскольку выставка представляла собой колоссальное хозяйство, и экспонаты были лишь «надводной частью айсберга». Под Хмельницким оказались огромные склады остальных трофеев, оттуда семьи руководства получали по «ордерам» автомобили и другие ценные вещи. На каждом таком «ордере» стояла виза Рафаила Павловича.