Читать книгу "Сталинъюгенд - Алексей Кирпичников"

В пятикомнатной квартире Аллилуевых две комнаты, считавшиеся принадлежавшими «врагу народа» Реденсу, опечатали, а потом и вовсе заселили соседями — семьёй переброшенной с периферии на должность замнаркома здравоохранения Ковригиной.

Встречи с Вождём были в Лёнькиной жизни нечастыми. Это происходило, пока они жили в Зубалово, но во время таких встреч Сталин иногда обращал на него внимание — иной раз доверял набить свою знаменитую трубку. Не так много Лёня общался и с чуть старше его двоюродной сестрой Светланой Сталиной. Но его очень занимала кипучая жизнь кузена — лётчика Василия Иосифовича, довольно долго позволявшего парню находиться возле себя.

Война застала многочисленное семейство Аллилуевых в Сочи. К началу учебного года Светлана уехала в Москву вместе с женой старшего сына Вождя от первого брака Якова Джугашвили, Юлией, и их дочкой Галей. Никто ещё не знал, что Юлия Исааковна направилась в Москву себе на беду.

* * *

С первых дней нападения на СССР Яков ушёл сражаться на фронт и вскоре попал в плен. По закону того времени, продиктованному Хозяином ещё в первые часы войны, сдача в плен независимо от обстоятельств считалась тягчайшим преступлением. Так Яков стал изменником Родины, которого, в случае возвращения домой, ожидало суровое наказание. А Юлию Джугашвили, сноху Вождя, никогда с ним не встречавшуюся, объявили «врагом народа» как члена семьи изменника Родины (ЧСИРа). Молодую женщину арестовали и на долгий срок сослали «за Можай». Внучку Сталина Гулю (Галину), по малолетству, в ссылку не отправили. Приставив няню-чекистку, Евдокию Ивановну, её определили жить к юной тётке — Светлане Сталиной. Квартиру четы Джугашвили в знаменитом доме на улице Грановского очистили от имущества и вскоре заселили… семьёй наркома авиационной промышленности Алексея Ивановича Шахурина.

Остальные члены семьи Аллилуевых добрались через Грузию до Куйбышева, где уже жили в эвакуации родственники советского руководства. Позже Светлана и Василий Сталины тоже перебрались туда.

После победы под Москвой обстановка стала менее нервозной. Лёня дружил с братьями Микоянами, хорошо знакомыми по Зубалово. Жизнь у них бурлила. Рядом с домом многообещающий лётчик Василий Иосифович устроил штаб какой-то военно-воздушной инспекции. Чем занималась эта инспекция, ребята не знали, но в её помещение толпами наведывались генералы всех родов войск. Военачальники, оказавшиеся поблизости сына Вождя, стремились сразу же засвидетельствовать своё почтение. Капитан уехал в Москву легализовать инспекторскую контору. Поездка оказалась успешной — вскоре он вернулся майором.

Прибыл на побывку Степан Микоян, ровесник Василия Сталина. Незадолго до этого он едва избежал гибели. В одном из боёв самолёт Степана загорелся — его по ошибке подбил свой же лётчик. К счастью, Микоян сумел посадить боевую машину на колхозное поле с нашей стороны фронта, где местные жители вытащили его из дымящейся кабины. В Куйбышеве Степан потихоньку приходил в себя после госпиталя. Вид у него был неважный — на лице и руках остались следы сильных ожогов. Майор Сталин покровительственно поучал «горе-лётчика» более низкого звания, что к боевым вылетам надо относиться профессиональней и не попадать под прицел своих коллег. Сына Вождя не сильно смущало, что сам он пороха ещё не нюхал, а интеллигентный Степан, ценитель балета, оставался выше споров с грубоватым и безапелляционным Василием, привыкшим наставлять других по праву неприкасаемого. Да и спорить было опасно. Известно, что Василий Иосифович не брезговал сказать гадость или субъективно преподнести информацию о ком-нибудь в присутствии отца. Реакция Сталина на такие демарши, как правило, не сулила ничего хорошего объектам дружеской критики молодого лётчика.

* * *

Мальчишки играли в войну. Раненым считался Серёжа Хрущёв, после перелома ноги ходивший в гипсе. Долгое время их внимание занимало строительство колоссального подземного убежища для генштаба и руководителей государства, куда отрядили на работу многие тысячи заключённых. Поскольку стройку засекретили и обнесли многорядной колючей проволокой, детям было невдомёк, что рабочие остаются в неволе и по ночам.

Технарь Ваня Микоян сумел вскрыть куском проволоки древний «ролс-ройс» дедушки Ленина, поставленный на прикол в дальнем углу правительственного гаража. В нём ребята устроили штаб-квартиру и склад, хотя и негодного к употреблению, но настоящего оружия. Особую гордость вызывал пулемёт, который мальчишки ухитрились снять с упавшего невдалеке немецкого бомбардировщика. Друзья подолгу купались на специально отведённом для начальства волжском пляже. По случаю, катались со Степаном Микояном на его мотоцикле — ленд-лизовском «харлее». Лёня и Серго запоем читали по вечерам и делились прочитанным с друзьями. Любимыми героями Реденса стали Остап Бендер и Швейк — он охотно цитировал их в разговорах. Оставаясь по мировосприятию ещё детьми, мальчишки внешне очень многое копировали у взрослых. Реденс рос язвой и насмешником, что-то заимствуя от кузена Василия, что-то перенимая от Остапа и Гашека. Война почти не оставляла на нём своих суровых метин.

В конце 1942 года Реденсы вернулись в Москву. Энергичная Анна Сергеевна бросилась заседать в каких-то «комитетах защиты», как активная участница общества старых большевиков, а Лёню определили в седьмой класс 175-й школы. Там он снова встретился с братьями Микоянами, но появились и новые друзья. Особенно близко Лёня сошёлся с Володей Шахуриным.

Вскоре среди одноклассников сформировалась спаянная компания, где тон задавал Шах. В обществе детей избранных Шахурин стал больше ориентироваться на избранных из избранных — Микоянов и Реденса. Именно их признание он считал наиболее важным, сделав Лёню поверенным в своих делах. Весной товарищи всё чаще оставались наедине и подолгу беседовали, прогуливаясь по Москве. Мечты Шаха о достижении власти очень мало трогали Лёню — он не понимал, почему Володя так переживает пассивность членов организации и отчего его так волнуют успехи ребят в грядущей взрослой жизни. Для Реденса эти разговоры казались пустыми, поскольку конечный результат не просматривался, но он не вступал в полемику с мечтателем и не прерывал его грёз. Более активно Лёня реагировал на любовные переживания товарища, видя, как Шах мучался неразделённой страстью к Уманской. Потом, когда девушка ответила на его влюблённость, Володю обуздали другие чувства — он посвятил её в свои планы и хотел, чтобы Нина стала его беспрекословной спутницей на пути к славе. Неизбежный отъезд посла с семьёй выводил Шаха из равновесия — он чувствовал бессилие от невозможности управлять поступками Уманской, не принимая во внимание, что далёкое путешествие предрешено высоким назначением. Реденс, напротив, хорошо это осознавал и, как мог, остужал друга. Проявляя солидарность, он собрался поговорить на безнадёжную тему с самой Ниной, но та опередила его порыв, оповестив Володю об окончательной дате отлёта в Мексику, назначенной послу на десятое июня.

С этого момента лидер «тайной организации» потерял контроль над собой. Несколько раз он обещал Лёне убить Уманскую. В душе Реденс недоверчиво ухмылялся, но внешне этого не показывал. Он жалел Шаха и далее на секунду не мог себе представить, до какой степени реальны угрозы, вызванные idea fix — не расставаться с Ниной никогда. Лёнька понимал, что с другом творится нечто необычное, но его знаний и опыта не хватало, чтобы определить, к какой трагической развязке необратимо двигался Володя.