Читать книгу "Пассажирка - Александра Бракен"

Первый час все – почти – было хорошо. Мистер Рен – нет, просто Рен, он не заслуживал лучшего – бубнил, не обращая внимания на стынущий перед ним ужин, высасывая оставшуюся у нее энергию.

Несмотря на светскость, которую он на себя напустил, Этта не думала, что Рен – или Эдвард, какое бы имя он ни пытался нашептать ей на ухо, – был старше нее или даже Николаса.

Она прижала руку к губам. Николас.

Каждая клеточка Эттиного тела отбивалась от этой мысли, но от правды не отмахнешься: София оказалась права. Этта в самом деле понятия не имела, каково было жить во время, когда не имеешь ни правовой, ни социальной защиты. Все, что она уяснила из этого ужина, так это то, каким беспомощным оказывался человек перед предрассудками других.

Николас не нуждался в том, чтобы она за него заступалась. Он мастерски ставил Рена на место, отбивая каждое замечание, показывая, не заявляя этого напрямую, каким полнейшим идиотом тот был. И не поддавался гневу, на который его явно пытались спровоцировать.

Этта ненавидела усталую покорность, появившуюся на лице Николаса, когда Рен продемонстрировал свое собственное невежество и злобу, явно этого ожидая. А потом Рен осмелился обвести взглядом присутствующих, словно рассчитывая, что они согласятся.

Гнев, наводнивший ее вены, был таким явным, что девушка подумала: он, наверное, превратил ее кровь в кислоту. Можно прочитать сотню книг о предубеждениях прошлого, но оказаться свидетелем повседневности этой невежественной жестокости – как получить обухом по голове. В ту минуту Этта поняла, что столетия, стоящие между ней и этим временем, не только наградили ее привилегиями, но защитили от настоящего уродства. Люди верили в этот вздор и как ни в чем не бывало разносили его вокруг. Словно рассуждали не о других людях.

Этта держалась за леер, глядя в темную воду. Гребень каждой взъерошенной волны серебрил лунный свет, играя с ними в салки. Вокруг нее завихрялась симфония звуков. Плеск воды об изогнутый бок корабля, хлопанье огромных парусов над головой, глухие шлепки чего-то глубоко внизу – может быть, руля? Сначала скрип дерева ее нервировал, заставляя задуматься, не может ли корабль просто развалиться по швам, но теперь напоминал ей, как их старая довоенная квартира кряхтела и скрипела косточками каждый день.

Ты напортачила.

Она не могла позволить себе ошибаться. Не сейчас, когда на карту поставлена жизнь Элис.

Девушка переплела пальцы, уткнувшись в них лбом. Ей придется перед ним извиниться? Выхаркать какие-то слова, надеясь, что не вырвет в процессе? Я не хочу этого делать, не хочу, не хочу, не хочу… Она зажмурилась.

– Посмотрите на себя – настоящий Джек Тар.

Она обернулась на глубокий густой голос. Вид Николаса, прокладывающего путь через тьму, окончательно прорвал пузырь страха. Она считала шаги между ними, и он, наконец, остановился, чтобы рассмотреть ее, проведя рукой по коротко стриженным волосам. Он изучал ее лицо, как будто не зная, с чего начать.

Этте было ни капельки не стыдно изучать его в ответ, но она была уверена, что ничего этим не добьется. Николас, казалось, тщательно следил за выражением своего лица, оберегая тайну мыслей.

Девушка оторвала взгляд от его лица. Так и есть – это его единственный сюртук. Он, вычищенный щеткой, был на нем и сейчас. Этта в нем тонула, но на Николасе он идеально сидел поверх белой рубашки, подчеркивая широкий размах плеч. Он преодолел оставшееся между ними расстояние. Высокий, с плотными сухими мышцами, обтянутыми узкими брюками; все в нем казалось действенным: от того, как он говорил, до того, как двигался с неизменной легкой грацией, цепко держа ногами качающуюся палубу.

Присутствие казалось невероятным, еще более огромным, чем его тело. Когда он встал рядом с ней, Этта почувствовала тепло, словно юноша снова закутал ее в свой сюртук.

– У вас крепкие ноги, – наконец констатировал он, возведя взгляд к небу. – К концу путешествия станете бывалой морячкой.

– Я в этом ничего не смыслю, – призналась Этта, следя за его взглядом вдоль огромной мачты – она назвала бы ее центральной – до… Это что, человек работает там на длинной рее, к которой крепился парус? Она и прежде видела моряков, карабкающихся вверх и вниз по канатам, словно пауки по паутине, но никто из них не забирался так высоко – настолько высоко, что она не могла разглядеть его лицо. Матрос казался бледным пятном на звездном одеяле. От одного взгляда мутило.

– Он сможет спуститься вниз? – спросила Этта, осознавая, что вцепилась Николасу в руку. Тот замер, окаменел одновременно с нею, тихонько вздохнув. Шерсть оказалась грубой для ее пальцев, и девушка продолжала чувствовать ее, даже когда разжала руку и отступила.

– С ним все будет в порядке, – мягко ответил Николас. – Большинство из нас начинают лазать по вантам еще мальчишками. Поднялся ветер – и Марсден рифит паруса: уменьшает их площадь, чтобы корабль не потерял устойчивость.

Она кивнула, теребя край рукава, пытаясь ослабить завязку. Юноша говорил так спокойно, как Этта могла бы сообщить, что в детстве лазала по деревьям в Центральном парке.

Николас снова скрестил руки на груди и, закрыв глаза, подставил лицо ветру.

– Мне очень жаль, что я испортила ужин, – тихо проговорила Этта. – Но я и не подумаю раскаиваться в том, что сделала. Он забылся и был не прав.

Его губы дернулись:

– Увы, ужин был обречен с той минуты, как накрыли на стол. И будьте уверены: вы в обществе людей, часто сталкивающихся с насилием. Тут умеют ценить хорошую работу.

– Я еще никому не давала пощечины, – призналась она.

– И как вам?

– Я бы получила больше удовольствия, если бы он вылетел со своего места, как мне представлялось. Мне весь вечер хотелось ему врезать, но… боюсь, я навлекла на вас крупные неприятности.

Николас посмотрел на нее, как показалось Этте, с крайним изумлением. До нее слишком поздно дошло, что юным леди того времени и этого не пристало говорить. Тем более так.

Она бросилась оправдываться:

– Рен пытался вывести вас из себя. Не знаю, что будет дальше, но, боюсь, он найдет способ добиться своего.

– Он не посмеет добиваться этого от вас, – резко ответил Николас. – Если дорожит своей шкурой. Я бы получил огромное удовольствие, пройдясь по нему плеткой-девятихвосткой.

Жестокость в словах была обещанием.

– Вы уверены, что не можете просто… высадить его на далекий остров с бутылкой рома? – спросила Этта, шутя лишь отчасти. – Прогнать по доске прямо в акулью пасть?

– Высадить? Прогнать по доске? – К ее удивлению, он рассмеялся. Слышать это было наградой. – Боже, мисс Спенсер, мне кажется, в вашей груди бьется сердце пиратки! Жаль, капитан Холл не остался, он бы порассказал вам своих историй за ужином.

– Жаль, – согласилась она, радуясь, что напряжение окончательно спало. – А вы какие-нибудь знаете?