Читать книгу "Голодный дом - Дэвид Митчелл"

– Хозяева дома. Близнецы. Я… я их усыпил, но ненадолго. Они вот-вот проснутся, озлобленные и голодные.

– Близнецы? Какие близнецы? И что им нужно?

– Поглотить твою душу, – веско произносит он.

Наверное, он сейчас скажет, что пошутил. Я жду. И жду.

Тодд берет меня за локоть:

– Слейд-хаус поддерживает их жизнь, как реанимационное устройство, которое работает на энергии душ – но не всяких душ, а особенных. Это как группы крови – есть распространенные, а есть редкие. У тебя душа как раз такая, редкая. Поэтому тебе надо отсюда уходить, и как можно скорее. Я тебя выведу. Сейчас спустимся по лестнице, выйдем через кухню в сад, а оттуда выберемся в проулок Слейд. Там мы будем в безопасности. Ну, почти.

Дыхание Тодда щекочет мне лоб.

– А есть еще ворота, которые выходят на Крэнбери-авеню, и черная железная дверца в стене вестибюля, – говорю я.

– Это все обои, для обмана глаз, – мотает головой Тодд. – Выход отсюда один-единственный, он же вход. Через апертуру.

– А как же Ферн, Ланс, Аксель, Анжелика?

Тодд дергает щекой:

– Им я помочь не смогу.

– Почему? А с ними что случится?

Помедлив, Тодд неохотно произносит:

– Ты – плод, а они – кожура, косточка и стебелек. Их уже выбросили.

– Но… – Я киваю на лестничную клетку внизу – ой, лестничный пролет такой длинный! – но двери в комнату-чум там нет. – Я… Я там Акселя и Анжелику видела… вроде бы…

– Нет, ты видела всего лишь трехмерные материальные слепки Акселя и Анжелики, как объемные поляроидные фотографии. При внимательном рассмотрении это сразу заметно. – Тодд хватает меня за руку. – И осторожнее – ни в коем случае ни с кем не разговаривай, на вопросы не отвечай, в глаза никому не смотри. Ничего не ешь и не пей, не бери предложенного, что бы это ни было. Слейд-хаус – это театр оживших теней. Близнецы учуют твою малейшую реакцию, проснутся и вынут из тебя душу. Буквально, а не фигурально. Понятно?

Вроде бы. Да. Нет.

– А ты сам – кто?

– Я… типа телохранитель. Знаешь, я тебе все объясню, когда мы ко мне домой придем. Сал, нам и правда пора, иначе поздно будет. И помни, никому ни слова. Смотри себе под ноги, но руки моей не выпускай. Я постараюсь нас замаскировать. Кстати, маску надень, она тоже поможет.

Холодная рука Тодда сжимает мою горячую ладонь. Я гляжу под ноги, чтобы не видеть портретов. Какое-то время под ногами мелькают ступени. Наконец мы оказываемся на лестничной клетке, у напольных часов. Они тикают натужно, вразнобой, кряхтят на все лады «хрип-храп». Двери в комнату-чум по-прежнему не видно.

– Здесь дверь была, – шепчу я. – Или мне приснилось?

– Мыши в лабиринте с подвижными стенками наверняка задают себе тот же вопрос, – бормочет Тодд.

Доходим до середины нижнего лестничного пролета. В вестибюле начинают появляться студенты, болтают, спорят, курят, заигрывают друг с другом. С каждым шагом шум усиливается.

– А, ты его нашла! – говорит девушка Железный Дровосек, прижимая стакан с черным пойлом к серебристой щеке. – Меня Урваши зовут, а тебя?

Тодд сжимает мне ладонь, напоминая, что отвечать нельзя. Похоже на детскую игру «„Да“ и „нет“ не говорите», папа с нами в нее играл, когда мы в долгие поездки на машине отправлялись, только сейчас вообще ничего нельзя говорить. Урваши Железный Дровосек не отстает:

– Эй, Мисс Пигги! Отвечай, или так навсегда Мисс Пигги и останешься! Эй, я к тебе обращаюсь, Хрюша!

Тодд увлекает меня за собой, Урваши теряется в вихре лиц, масок и тел. Наконец мы добираемся до кухни. В динамиках надрываются Supergrass: «Caught by the Fuzz». Тодд ведет меня вдоль стены, и все хорошо, а потом мы проходим мимо Тодда Косгроува и Салли Тиммс. Они стоят в уголке, у духовки с шумной вытяжкой. Я останавливаюсь. Фальшивый Тодд пьет индийское пиво из бутылки, а фальшивая я глушит дрянное красное вино из пластмассового стаканчика.

– Сестра тебя старше, – уверенно заявляет фальшивый Тодд.

– А как ты догадался? Или заметно? – спрашивает фальшивая Салли.

В ухе звучит голос Тодда – настоящего Тодда: «Не останавливайся, Сал, это обманка. Мышеловка». Тодд обнимает меня за талию, подталкивает вперед, мимо стола с бутылками, жестянками, чашей пунша и двумя веджвудскими блюдами с печеньками брауни. Проходим в арку двери, оказываемся в подсобке. Между нами и дверью – человек десять, включая ходячий труп, мумию в погребальных пеленах, тюбик зубной пасты «Колгейт» с красным пластмассовым ведерком вместо крышечки. Ланс Арнотт, замученный, как грешник на старинном изображении ада, перегораживает мне дорогу и стонет:

– Тут какая-то нечисть!

«Это не он», – звучит голос Тодда в ушах.

Ланс хватает меня за отвороты куртки, от него несет знакомой кислой вонью немытого тела.

– Сал, я знаю, что мудак, но не оставляй меня здесь, умоляю!

– Ладно, – шепчу я, – пойдем с нами.

В тот же миг лицо Ланса растекается тонкими струйками, открывая нечто костлявое, жадное и зубастое. Горло сжимается от страха, даже вскрикнуть не могу. Тодд встает между нами, вычерчивает какие-то знаки в воздухе – четкие черные линии появляются и тут же пропадают, – а нечто в маске Ланса Арнотта то возникает, то исчезает, будто мигая, и наконец улетучивается совсем.

– Что за фигня? – ахаю я.

«Я модем отключил, но близнецы проснулись», – говорит Тодд.

Я только теперь соображаю, что слышу его мысленно, телепатически.

На кухне тихо.

Сердце колотится, жилка на шее бьется в такт. Нас замечают, к нам поворачиваются, за нами идут – чувствуют, что мы не как все.

«Не подавай виду, что тебе страшно», – звучит голос Тодда в голове.

Тодд подводит меня к двери. Заперто. Изо всех сил стараюсь вести себя как обычно, хотя страх склизко расползается под кожей. Тодд шевелит пальцами, сплетая невидимый узор, и дверь распахивается. Он выталкивает меня наружу, говорит: «Я их запру» – и, обернувшись, чертит на двери какой-то символ. Снаружи темно. Гляжу в сад, где за кустами чуть виден проулок Слейд.

– Сал, ты на диване забыла, лови! – радостно кричит невесть откуда взявшаяся Ферн, швыряет мне пудреницу «Тиффани».

Я ловлю подарок Фрейи…

Зигзаги темных фейерверков скользят по крапчатому небу, перебирают струны арф, и я лениво покачиваюсь в Мертвом море, так бы здесь и осталась навсегда, но волна боли возносит меня выше шпилей, а потом с силой швыряет на гравий под стенами Слейд-хауса. Передо мной появляется испуганное лицо Тодда.

– Сал! Сал, что с тобой? Сал, ты меня слышишь?!

Кожа лопается, как пузырчатый полиэтилен.