Читать книгу "Имаго - Юрий Никитин"

Я сказал поощряюще:

– А от этого всего один коротенький шажок до того… комуотдать свой собственный кровный рубль: на развитие науки или на эту вашу губнуюфабрику.

Вертинский запротестовал:

– Это не моя!

– Точно? – усомнился я. – А я слышал…

– Брешут, – сказал Вертинский. – Я так и некупил ту фабрику. Слишком заломили… Так что я все еще за науку. Но только,знаешь ли…

Он запнулся. Я сказал грубо:

– Ну-ну, телись.

– Фабрика губной помады… вот она. Я сразу вижу, когдаона на женских губах.

– Фабрика? – спросил я с интересом.

– Не придирайся, – огрызнулся он. – Надо,чтобы и наука сразу бросалась в глаза. Как губная помада. Я говорю путано, да?

Он развел руками. Я сказал нетерпеливо:

– Да все понятно, не объясняй. Конечно же, надоизыскивать способы, чтобы повысить престиж занятий наукой. Зарплата, льготы,нагрудные значки, глашатай с бубном, что идет впереди и громко выкрикивает твоеимя и звание… Но одними льготами не обойдешься. Как ни уговаривай себя, чтопрестижно иметь хорошую фигуру и хорошее здоровье, но мы выбрасываем на балконкупленные неделю назад тренажеры, а сами на диван с бутылочкой пива… Увы, надосамим заставлять себя проливать пот на гребаном тренажере! Надо останавливатьсвою руку, что тянется за новым ломтиком торта, за бутылкой пива, за горстьюсоленых орешков! Просто надо сделать так, чтобы отныне ты не был один в этойборьбе! Чтобы отныне Большой Брат по имени «новое учение, вера или хрен знаетчто» следил за тобой. Выражаться это будет прежде всего в том, что никто не посмеетсказать пренебрежительно: да брось каторжаниться, пойдем выпьем водочки да побабам… Не посмеет потому, что «так не принято», дурной тон, признак отсталости,неинтеллигентности, сиволапости даже, а потом создадим что-то вроде ПолицииНравов, что будет тащить и не пущать. Да, придется, ибо уже знаем, чтоэнтузиазма коммунаров хватает только на одно поколение, а то и половинку, аследующее уже опускается до юсовости.

Я запнулся, ибо Вертинский перестал заглядываться накрасотку в обгоняющей нас машине, а повернулся ко мне и с интересомрассматривал меня.

– Да, – протянул он, – теперь догадываюсь…

– О чем?

– Что и ты, Брут…

– Я – Бравлин.

– Что и ты, – повторил он, – ваяешь это… Чтож, из той сотни пророков, что бродили по Иудее и Иерусалиму, одному удалосьсоздать такое, что смело Рим на фиг и перевернуло весь мир. Надеюсь, тывытащишь счастливый билет… И на чем ты строишь базу?

Мне стало неловко, я сказал шутливо:

– «Кто хочет блаженства в этом мире, тот пусть займетсяторговлей, а кто хочет блаженства в том мире, тот пусть ищет воздержания иблагочестия. Кто хочет блаженства в обоих мирах – пусть ищет его в учении изнании»… Кто это сказал?

Вертинский подумал, наморщил лоб, сказал:

– Ну, кто еще такого высокого мнения о науке?..Наверное, Ньютон, уж больно слог старинный. А то и вообще Декарт какой-нибудь.

Я покачал головой.

– А кто? – спросил Вертинский.

– Сдаешься?

Вертинский подумал немного, сказал добродушно:

– Сдаюсь.

– Никогда бы не угадал, – ответил я. – Этозаписал в правилах для правоверных Мухаммад, основатель ислама. Слыхал о таком?

– Гм, – сказал он, – никогда бы не подумал.Все-таки стереотипы… гм, заслоняют взор даже нам, кто их создает для других.Как много важного было сказано древними, и как мало мы взяли хорошего… нодрянцо подхватываем, подхватываем!.. Слушай, мы по субботам собираемся вДомюре. На втором этаже, комната, на которой когда-то висела табличка«Партком», помнишь?.. Самая роскошная. Хорошая такая компашка, все светлыеголовы. Нетрадиционно мыслят… тебя знают, даже какие-то твои работы, что ужепосле того, как ты от нас ушел… Говорят, ты гений. Тебе надо у нас побывать! Аеще лучше – прижиться. Человек не может без общества. Кто-то вообще сказал, чточеловек – общественное животное. Придешь?

– Нет, – ответил я без колебаний.

– Зря, – сказал он с сожалением. – Но хоть вкакую-то тусовку вхож?

– Нет, – повторил я.

– Честно?

– Абсолютно.

– Да как же ты живешь?

– Да вот представь себе…

– Бравлин, не дури. Приходи к нам. Ты же звезда, ты исреди нас станешь… тем, кем ты должен быть.

Я прибавил газу, успел проскочить на желтый, почти на двухколесах вписался в поворот и подкатил к подъезду шикарного пятиэтажного дома.

– Звони, – сказал я. – Честно, мне всегда стобой общаться – наслаждение.

Я протянул ему руку, он пожал без энтузиазма. В глазах былукор, мы друзья, а на тусовках дружба только крепнет и, так сказать,подтверждается.

– Звони, – повторил я.

Глава 10

На тусовки, думал я, выруливая снова на шоссе, ессно, я неходок. Вообще. А этого тусовочное общество простить, конечно же, не может. То,что обо мне якобы отзывались как о звезде – я знаю, как это отзываются: «Да,был такой блестящий вундеркинд, так хорошо начал, но потом то ли спился, то лирерихнулся, то ли еще какая дурь, но сейчас это конченый человек, катится икатится вниз…» Ведь если не приходит – это как бы бросает им вызов. Прийти втусовку – это признать ее правила, ее политические и эстетические нормы, обычновесьма узковатые даже для средненького творца, а уж для гиганта так и вовсенепереносимые. На тусовках вырабатывается мнение, как относиться к тому илииному явлению, нивелируется любая личность. Даже если она вся из шипов игребней, то вскоре превращается в гладко выбритый шар.

Тусовки – это стаи мелких хищников. Понимающих, что онимелкие, что в одиночку ничто, потому собирающихся в стаи. И в самом деле, такиешакальи стаи могут разорвать могучего льва, что иногда и делают. В тусовкепринято на людях всячески расхваливать друг друга, в смысле – членов своейстаи. Ты – мне, я – тебе.

Люди тусовок люто ненавидят всякий талант, оригинальность,ибо талант и оригинальность обязательно вне стаи, вне тусовок. Люди тусовокстараются пробраться к кормушкам в СМИ, закрепиться там, чтобы можно былопочаще напоминать о себе, таких милых и замечательных, о своих работах, конечноже, заслуживающих разговоров, обсуждений, экранизаций, дискуссий, постановок…Конечно, при любом упоминании о нетусовочнике у тусовочника шерсть сразу дыбом,из горла глухое рычание, готов разорвать гада в клочья, но… понимает, чтоединственно действенное оружие – молчать, молчать, не упоминать ни словом, недавать ни слова в СМИ. Иначе всем сразу станет видно, что такой-то неимоверносилен, и начнутся разговоры уже о нем. А вся стая разом померкнет, увянет, ибоих будут сравнивать с ним, а они сами понимают, что не дотянутся даже долодыжки гиганта…