Читать книгу "Искушение Данте - Джулио Леони"

Обсуждение за столом ни к чему не привело и скоро утихло, а Данте снова повернулся к хозяину таверны, по-прежнему стоявшему рядом, мертвой хваткой вцепившись в дубовый стол.

— Ты сказал, что в Акри тебя начала преследовать смерть. В каком смысле?

Бальдо скрипнул зубами, отпустил стол и погладил медную кастрюльку с таким видом, словно у него внезапно заболела культя.

— Вы пробудили во мне старую боль, мессир. Но я вам отвечу… Когда мы с товарищами защищали под палящим солнцем неверных последнее кольцо стен, меня поразила отравленная стрела. Я заметил ее, но успел лишь закрыться рукой. Стрела пробила мне перчатку. Яд тут же стал разливаться в моем теле… А орды сарацин пошли на штурм наших бастионов. Я уже так долго сражался, что почти не стоял на ногах, мое тело не выдержало…

Бальдо дрожал. У него перед глазами опять вспыхнула битва.

— Хирурги Ордена решили, что спасти меня можно, только отняв мне запястье. У них не было ничего, кроме настойки лотоса. Я выпил ее, и они стали резать, — гордо сообщил он содрогнувшимся слушателям. Каждому из них показалось, что руку отрезают именно ему.

— Но яд неверных действовал очень быстро, и гангрена поднималась у меня все выше и выше по руке, которую мне резали еще три раза. Можно подумать, что у меня было пять рук! А вот что у меня осталось, — подытожил Бальдо, пошевелив культей.

— Как же ты выжил?! — воскликнул Данте. Он видел эти страшные ампутации на поле боя и во флорентийских госпиталях и знал, что они редко заканчиваются хорошо. А Бальдо пережил в добром здравии четыре таких операции!

— Наверное, меня спасла моя счастливая звезда, — сквозь сжатые зубы процедил крестоносец.

Поэт с удивлением смотрел на него.

— Ее лучи меня исцелили… Кроме того, я молился…

Данте не сводил глаз с хозяина таверны, пытаясь понять, что тот имеет в виду. Потом он повернулся к венецианцу:

— Мессир Веньеро, вы ничего не знаете о чудесных звездах, исцеляющих отрезанные руки? Вам не встречались такие во время ваших плаваний?

— Увы, мессир Алигьери! Боюсь, что таких звезд нет на нашем небе, — ироническим тоном ответил венецианец. — Но когда бы они существовали, я бы с удовольствием…

Внезапно Веньеро замолчал. Что-то его отвлекло. Данте с любопытством проследил за его взглядом и увидел, что с другого конца таверны к ним приближается Антилия.

Танцовщица шла медленно. Она была с головы до ног завернута в украшенное павлиньими глазами покрывало. Она вроде бы не собиралась танцевать. Бальдо поспешно отошел в сторону, а танцовщица остановилась у стола рядом с Данте. Поэт замер, и ему внезапно стало стыдно. На несколько мгновений он забыл о том, как извивается Антилия, и вспомнил о том, как по улицам Флоренции шествовала Беатриче. Но теперь он мог рассмотреть вблизи точеное тело Антилии, которое его так возбудило. Под подолом бирюзового покрывала виделись босые ноги, украшенные на лодыжках сверкающими золотыми кольцами. У Антилии были очень темные глаза, румяная бронзовая кожа и крупные белые зубы. Она медленно повела головой. Качнулись большие золотые серьги. Потом грациозным движением она села на скамью рядом с поэтом. При этом полы ее покрывала на мгновение распахнулись, и перед глазами поэта сверкнуло ее голое тело. Данте покраснел. Остальные наверняка тоже успели увидеть наготу Антилии. Среди членов Studium воцарилось оживление. Остальные же посетители таверны, кажется, ничего не заметили, склонившись над своим вином. Может, их почему-то больше не интересовала эта женщина. А может, они не осмеливались смотреть в этот конец таверны.

Несмотря на возбуждение, воцарившееся за столом ученых мужей при ее появлении, сама Антилия сохраняла невозмутимость. Она сидела рядом с ними как у себя дома. Данте пришел в ужас. Кто-нибудь мог распустить по городу слухи о том, что едва избранный приор Флоренции сиживает за одним столом с танцовщицами в тавернах с сомнительной славой.

Посидев несколько мгновений в неподвижности, женщина повернула голову и оглядела сидевших за столом. Последним она стала рассматривать Данте, который тем не менее старательно делал вид, что ничего не замечает и не чувствует на себе взгляда этих глаз, от которого у него все переворачивалось внутри. Он притворился предметом мебели, но женщина по-прежнему не сводила с него глаз. Данте медленно повернулся к ней. Высокие скулы, длинные накрашенные ресницы… Полнейшая отстраненность, словно танцовщица затерялась где-то далеко в бесконечных коридорах времени. Он вспомнил, что видел однажды похожее лицо в коровнике одного крестьянина. Там лежала статуя, найденная на распаханном поле. Говорили, что это изображение благородной этрусской дамы, жившей на этих землях еще до прихода римлян.

Мысленно сравнив Антилию со всеми красавицами, которых знал и любил, поэт пришел к выводу, что ни одна из них не могла сравниться с танцовщицей. Не считая, конечно, Беатриче с ее ангельской улыбкой. Усилием воли Данте отогнал это нелепое сравнение, которое тем не менее все время лезло ему в голову.

— Вижу, мессир Данте, что Антилия поразила и ваше воображение, — сказал с кривой усмешкой Чекко Ангольери, внимательно наблюдавший за поэтом и сидевший до этого молча над своим кубком вина с таким видом, словно ему было смертельно скучно слушать о трагедии Дамиетты. К жизни его пробудило лишь появление Антилии.

— Вы еще не говорили нам, что думаете о ее красоте! — воскликнул Антонио да Перетола. — Мы не ожидали, что поэт, так вдохновенно воспевающий женскую красоту, будет молчать. Вы посвящали изящные стихи самым разным женщинам. Почему бы вам не порадовать наши сердца строками, обращенными к Антилии?

— Мои стихи — порождение любви, зародившейся в моей душе, а не плод чувственного возбуждения, как вы, кажется, думаете. Я воспеваю благородство женщины и ее близость к Богу, а не ее обманчивые прелести, — раздраженно ответил Данте, стараясь не смотреть на Антилию. Посвятить стихи блуднице-чужестранке?!.

— Мы прекрасно понимаем ваше нежелание писать стихи за столом таверны, — сказал не желавший сдаваться Чекко Ангольери. — Такому мастеру, как вы, это не пристало. Поэтому позвольте вам помочь…

«Chi guardera giammai senza paura

Ne li occhi d’esta bella pargoletta,

che m’hanno concio si che non s’aspetta

per me se non la morte, che m’è dura?»[10]

Скажите, неужели вы не написали бы это, глядя на Антилию? Вы видели ее глаза? Вы как следует их рассмотрели?

Ангольери прочел стихи, написанные Данте, очень выразительно, глядя на Антилию, которая его внимательно слушала. Данте задумался о том, что могла понять танцовщица в стихах, написанных на чужом для нее языке и посвященных другой женщине, а Антилия не сводила с него глаз. Внезапно она начала петь. Сначала она пела очень тихо, почти шепотом. Это было заунывное ритмичное песнопение на незнакомом поэту языке, полном странных гортанных слов. Потом Антилия запела громче, и под сводами таверны зазвучала очень грустная песня.