Читать книгу "Девушка с девятью париками - Софи ван дер Стап"

Как же плохо, что Роб последовал моему примеру и тоже нашел себе пассию. Хотя это я была инициатором отношений с другими людьми – мы все не могли решить, стоит ли нам остаться друг с другом или порвать, – я ненавижу слышать о ней и предпочла бы не знать о ее существовании.

Она же, разумеется, постоянно всплывает в разговорах. Иногда потому, что я не могу сдержать любопытства, а иногда потому, что Роб полагает, что друзья должны делиться друг с другом такими вещами. Ну да, конечно.

Понедельник, 10 октября

Этим утром я дочитала книгу “Оскар и Розовая Дама” Эрика-Эммануэля Шмитта. Оскару десять лет, и у него лейкемия. Всю свою жизнь он провел в больнице, где каждый день засыпал и просыпался рядом с другими детьми. Как и у меня, у Оскара была любимая медсестра: Розовая Мама. Она была той, кто посоветовал Оскару задавать свои вопросы Богу. И Оскар начал писать Богу письма и нашел в нем друга, не осознавая, что со временем тот действительно ответит на все его вопросы.

У Оскара в больнице есть друзья. Лучшие – Эйнштейн и Попкорн. Он говорит, что Эйнштейна так зовут не потому, что он самый умный, а потому, что его голова в два раза больше, чем у всех остальных детей. Попкорн получил кличку из-за своего ожирения. Оскар говорит, что единственная одежда, которая хоть как-то на него налезает, – это полосатая футболка американского бейсболиста. Из-за полосок у Оскара начинается морская болезнь. Оскар предпочитает проводить время с двумя девочками со своего отделения – Китаянкой и Блю. Первая носит парик в стиле китаянок, а вторая кажется голубой из-за своих лекарств. Оскара же все зовут Лысым.

Розовая Мама проводит у постели Оскара много времени. Она развлекает его впечатляющими историями о своей боксерской карьере и говорит о болезни Оскара и смерти с той же легкостью, с какой рассказывает о жизни и взрослении. Она учит Оскара воспринимать неизбежную смерть как часть жизни и напоминает ему, что однажды и она тоже умрет, уже очень скоро. Доктора дают ему меньше двух недель. И это Розовая Мама рассказывает Оскару, как за отведенное ему время превратиться из десятилетнего мальчика в старика – в человека, который смиряется с мыслью о том, что больше уже не проснется. Может, Оскар умер таким молодым для того, чтобы могла жить его история. Ради его близких, ради друзей по отделению, ради меня, ради всех других Оскаров – маленьких людей, но больших героев.

Четверг, 20 октября

Я моргаю и чувствую, что мои ресницы цепляются за наволочку. С тех пор как я перешла на поддерживающую амбулаторную химию, мои волосы стали медленно, но верно отрастать. А также ресницы и брови. И, к сожалению, все остальное.

Назад к бритью, выщипыванию и воску. Я встаю и ищу тушь, прячущуюся где-то в недрах моей косметички. Теперь на моей голове легкий пушок, вернувший лицу осмысленность. Очень похоже на Натали Портман, особенно с выпирающими скулами и темными кругами под глазами. И все равно я прячу этот пух.

Я не хочу завтракать, но для пациентов, которые проходят через облучение, это нормально. Тело реагирует на лечение так экстремально: от истощения я превратилась в какое-то иглобрюхое, затем вернулась в нормальный вес, а сейчас снова кажусь анорексичкой. Это действительно утомляет. Я выгляжу и чувствую себя как выжатый лимон.

Несмотря на все наши дела и, несомненно, благодаря моей ревности, мы с Робом уезжаем на несколько дней. Люксембург – озера, горы, свежий воздух. Я сделала сотни фотографий – осенних листьев, Роба, арок, Роба, панорам, еще больше Роба. Утром я выхожу из отеля как Пэм, а вечером ложусь в постель как Ума. Портье в замешательстве и смотрит на Роба вопросительно: “Где ваша девушка? Вы бросили ее в городе?”

Роб с радостью включается в игру: “Да, она мне надоела”. Эта игривая угроза заставляет меня чувствовать каждый взгляд, каждую шутку, каждую слезу и каждое прикосновение более остро.

Мы едим сыр, пьем красное вино и гладим дружелюбных псов на улицах. Мы ходим танцевать. Мы взбираемся на гору и едим шоколад. Это романтично и красиво, но я все еще гадаю, не лучше ли нам остаться просто друзьями. Не знаю, рак это или просто мы такие, но Люксембург, кажется, говорит нам, что всего этого не должно было случиться.

“Посмотри на эти чудесные снимки!” – восклицаю я в машине на пути в Амстердам. Роб и Сью завтракают, Роб и Пэм в автомобиле, Роб и Ума бродят по городу, Роб и Блонди ужинают. Твою мать. Так трудно все это отпустить.

Мы держимся, вот только держаться не за что.

Среда, 26 октября

– Это значит, ты можешь уехать в Гонконг навсегда?

– Понятия не имею, Софи, может случиться все что угодно. Но да, такая вероятность есть.

– Ты знаешь, как это далеко?

– Мы к этому привыкнем.

– Прости меня, но я не могу тебя отпустить. Просто не могу.

Сне едва сдерживает слезы. Она сидит рядом со мной, я в своем обычном положении – усталая и больная, застрявшая в кровати.

– Прости, Сне. Я знаю, что говорю ужасные вещи. Ты нашла своего мужчину. Ты должна поехать.

– Я просто не могу выносить мысль о том, что оставлю тебя. Особенно сейчас.

– А не мог бы Киран найти себе занятие здесь?

– Софи, я не уеду, если… ну, ты знаешь, – я знаю, что она имеет в виду, но ни одна из нас не может произнести это вслух.

Я крепко ее обнимаю.

– Это значит, ты едешь. Нет больше никаких “если”. Я поправлюсь.

Сне тихо плачет.

Воскресенье, 6 ноября

Я в Испании, навещаю Отто и Бебе. Бебе я вижу впервые и впервые за долгое время вижу Отто. Отто был врачом и, услышав, что я больна, пригласил меня в их дом в горах, где много полезного свежего воздуха. Это отдых далеко-далеко. И это именно то, что мне нужно.

Отто – старый друг моих родителей, который за то время, что они были знакомы, успел трижды жениться. Бог, как говорится, любит троицу. Пять лет назад они с Бебе эмигрировали в Испанию, в Андалусию. Проработав годы хирургом общей практики, затем пластическим хирургом, потом инженером-электриком, Отто понял, что городская жизнь ему осточертела.

Бебе тоже трижды была замужем, так что их брак благословлен небесами. В шестидесятые модель, а позже – медсестра в частной клинике Отто, она вела довольно интересную жизнь. Такую напряженную, на самом деле, что теперь наслаждается миром, который они с Отто нашли в Испании. Они живут уединенно. Ближайшая деревня находится в нескольких километрах, и она не слишком велика. Им нравится жить здесь из-за удаленности от остального мира, а мне нравится к ним приезжать. Один рынок, одно деревенское кафе и одна церквушка – сколько же в этом простоты. Виды кругом фантастические: глубоко внизу долина, сверху – горы, вдалеке – кусочек океана.

Здесь не существует времени. Мы встаем когда хотим, едим что хотим и что хотим планируем. А это не больше одной поездки в день на местный рынок или набега на соседнюю Гранаду. Я забываю, каково это – чувствовать, что время ускользает. Обычно, даже если я теряла счет дням, я была в курсе того, что происходило, поскольку отсчитывала пятьдесят четыре недели химии. Перечеркивая каждую неделю, я все чаще вспоминаю, каково это – быть счастливой сегодня.