Читать книгу "Моя легендарная девушка - Майк Гейл"

15:00

Я решил, что пора уходить, когда с неба хлынул дождь и мгновенно промочил меня до нитки. Волосы промокли насквозь. Небольшие ручейки воды стекали по затылку за шиворот. Я поднял воротник пальто и втянул голову в плечи, насколько было возможно, но это не особенно помогло, потому что в таком положении мои очки совершенно запотели, и я ничего вокруг не видел. Положение ухудшалось тем, что от моего намокшего пальто все больше пахло стариком. Оно досталось мне так дешево, что я не стал заморачиваться и сдавать его в химчистку. И вот теперь я расплачивался за былую беспечность — дух прошлого владельца явился мне во всей красе. Дух был сладковатый и пах плесенью, как застарелая моча пополам с содержимым кошачьего туалета.

Я промок, замерз, и от меня шел запах, как от того бродяги, которого я встретил вчера ночью по дороге из магазина. Однако больше всего меня угнетал дождь. Прогулка под дождем могла бы стать неплохим развлечением, если бы мне было с кем промокнуть до нитки. Я бы тогда весело шлепал по лужам, повисал на фонарных столбах и даже спел бы песню-другую, но я был один. Мокнуть под проливным дождем в одиночку, по-моему, совершенно не романтично. Джин Келли[51]не лучился бы так счастьем и весельем, если бы только что узнал, что его лучший друг спал с его девушкой.

Когда я добрался до дома, я чувствовал себя отвратительней, чем за всю прошедшую неделю. Не обращая внимания на разбушевавшуюся стихию, я стоял, дрожа от холода, и не мог придумать, что мне делать дальше. Суббота была в самом разгаре, до понедельника у меня оставалось еще примерно тридцать шесть часов, и их нужно было чем-нибудь заполнить. Даже если я постараюсь проспать половину этого срока, все равно времени останется слишком много. И мне предстоит потратить его, воображая себе Агги и Саймона — как они занимаются любовью, украдкой переглядываются за моей спиной, заговорщически посмеиваются. Как только я открою дверь подъезда, весь внешний мир останется снаружи, а я окажусь наедине со своими мыслями.

В подъезде было до неприличия пыльно. Мистер Ф. Джамал обещал мне, что во всех коммунальных помещениях каждую пятницу будет производиться уборка. Я посмотрел на обрывок фольги от сигарет «Поло», который выпал из моего кармана вчера утром, и грустно покачал головой. Поднимаясь по лестнице, я напряг слух, надеясь уловить признаки жизни в какой-нибудь из соседних квартир. Вдруг там тоже кто-нибудь сидит в одиночестве, как я, и вдруг этот кто-нибудь не прочь поговорить. Но в доме царила тишина. Мертвая. Когда я наконец добрался до дверей своей квартиры и стал искать ключи, в карманах моего промокшего пальто я обнаружил следующие предметы:

Три раздавленных «Роло»[52]в обертках.

Два автобусных билета.

Крошки от печенья «Бейквелл».

Я вытряхнул крошки на вытертый ковер у двери. Год назад я на полминутки положил в карман одно-единственное песочное печенье, и с тех пор я горстями выгребаю из кармана крошки, как библейские хлеба и рыб.

Я оглядел квартиру. Никаких изменений. НИ-КА-КИХ. Не могу сказать, чего именно я ожидал (что кто-то починит кран на кухне? чуда? записки от Агги?), но мне отчаянно хотелось, чтобы хоть что-нибудь в квартире изменилось. Однако она затаилась и неподвижно ждала моего возвращения.

Чтобы мой мозг не принялся за свое, я попробовал сообразить, с кем и когда я в последний раз лично общался. Только с одной оговоркой: я решил, что считаются только те, с кем я бы мог с удовольствием отправиться куда-нибудь выпить. Я уезжал из Ноттингема в прошлое воскресенье, и, строго говоря, мама с братом и были теми самыми людьми, с которыми я в последний раз общался. Хоть я и относился к обоим с глубочайшей симпатией, однако не уверен, что готов пойти столь далеко, чтобы заявить, будто с кем-то из них мне хотелось бы выпить. Потом шла Мартина — с ней мы встречались в субботу вечером, но, так как я старался стереть эту встречу из памяти, она тоже не подходила. Потом я вспомнил, что в пятницу заходил в «Королевский дуб» пропустить стаканчик с Саймоном, но теперь он не имел ко мне никакого отношения и вообще для меня не существовал, поэтому он тоже не считался.

Я изо всех сил ударил по тормозам, чтобы остановить поток мыслей, так как они вгоняли меня в ужасную тоску. Чтобы отвлечься, я занялся телефоном. На автоответчике никаких сообщений не оказалось, потому что я забыл его включить. Набрав 1471, я выяснил, с какого номера мне последний раз звонили, но сразу же пожалел об этом. В два часа сорок две минуты мне звонила Мартина. Значит, она точно беременна. Я позвонил ей, но ее не было дома. Ее родители спросили, не передать ли ей что-нибудь, на что я ответил «нет». Отодвинув кучу одежды и книг в сторону, я удобно улегся на живот прямо на ковре и, сконцентрировав свое внимание на телефоне, мысленно приказал ему звонить.

Некоторое время мы с Агги пребывали во власти заблуждения, что мы телепаты. Это случилось после того, как однажды мы одновременно набрали номера телефонов друг друга. Мысль о том, что наши электрические импульсы одновременно помчались по оптиволоконному кабелю навстречу друг другу, так нас впечатлила, что мы полдня провели в серьезной попытке передать друг другу мысленные образы. У нас так ничего и не вышло.

Я высыпал содержимое карманов джинсов на пол, потому что ключи больно упирались мне в живот. Вот уже две минуты я старательно концентрировался на телефоне, но он не звонил. Я подумал, что, наверное, подхожу к задаче слишком общо и неопределенно, желая, чтобы позвонил хоть кто-нибудь (кроме Саймона), отсюда и результат.

Минуты шли, ничего не происходило. Соседская собака по неизвестной причине вдруг завыла по-волчьи, но, не считая этого незначительного факта, время тянулось монотонно и бессобытийно. Еще несколько минут прошло, однако ничего по-прежнему не менялось. Я подумал, не позвонить ли мне Мартине и не передать ли ей что-нибудь типа «скажите ей, что все будет хорошо», что-нибудь, что приободрит ее, если ей страшно и одиноко, даст ей понять, что мне не все равно, но при этом не внушит никаких ложных надежд. Впрочем, это было бы, конечно, неправильно. Нельзя давать ей повод надеяться, если надеяться ей не на что. Раз уж после нашей кратковременной связи в пьяном виде неделю назад она решила, что нашла настоящую любовь, то ее воспаленное воображение скорее всего примет жест солидарности за предложение руки и сердца.

Телефон, который я держал в руке, был приобретен в «Аргосе»[53], когда я учился на последнем курсе. Там были три варианта — белый, кремовый и серый. Я выбрал серый, потому что подумал, что на нем будет не так видна грязь (хотя засохшие брызги слюны на моей захватанной трубке служили доказательством, что грязь видна на любой вещи, если ее не мыть). Мы купили его в складчину, но в конце концов он достался мне, потому что, когда пришла пора уезжать, мы устроили лотерею, и я его выиграл. Тони (которого я не видел и от которого не получал никаких известий с тех пор, как мы разъехались) получил тостер, Шэрон (ее я не видел и не получал от нее никаких вестей с момента окончания университета) — переносную телевизионную антенну, а Нарприт (с которой я потерял все контакты с тех пор, как уехал из Манчестера) — электрический чайник. Я был вне себя от радости, когда получил этот телефон, потому что, если сложить все время, что я провел, болтая по нему с Агги, получится не один месяц. Он был свидетелем наших самых счастливых разговоров. Например, того, когда она сказала, что я тот человек, за которого она хотела бы однажды выйти замуж. Этот телефон принес мне немало радости.