Читать книгу "Прекрасные тела - Лора Каннингем"

Весь год Лисбет испытывала влияние этого клена, последнего из целой вереницы деревьев, некогда украшавших улицу. Теперь возле других домов стояли только чахлого вида молодые деревца, опиравшиеся на подпорки и обмотанные белыми пластиковыми бинтами. Лисбет ничего не знала о деревьях, кроме того, что она любит свой клен, и не просто любит… Она была обязана клену своими эмоциями, своей карьерой художницы. А как удобно он расположен, учитывая, что Лисбет почти не выходит из дома! Словом, клен был ее видом из окна, делом ее жизни и самым верным ее возлюбленным.

Сегодня, этим ледяным, промозглым вечером, дерево было таким же нагим, как и она сама. Лишенное листвы, оно казалось взволнованным, его черные ветви вздымались к вечернему зимнему небу, словно бы прося у высших сил… чего? Снега? Весны?

Сама зима стучалась в оконное стекло. Лисбет воевала со своим домовладельцем, не давая ему установить более современную систему отопления: она боролась за сохранение исторического облика этого дома, его эстетической целостности. Тогда Фейлер нанес Лисбет ответный удар, утверждая, что она нерационально расходует тепло.

Домовладелец обвинял ее в нанесении ему убытков. Дело в том, что, когда Лисбет рисовала, ей приходилось открывать окна, чтобы выветрился запах краски. По этой причине в квартиру «2 А» проникал лютый холод, и тогда старые радиаторы начинали трещать и хрипеть, вытягивая последнее тепло из отжившей свое топки, изрыгавшей языки пламени и недовольно ворчавшей в подвале.

Нерациональный расход тепла — да, именно об этом думала сегодня Лисбет. А споры с хозяином из-за окна?.. На самом деле отказ Лисбет от всякого рода «новшеств» был частью ее стратегии в затянувшейся битве за эту квартиру. Война велась уже десять лет. Фейлер ненавидел жильцов «с фиксированной квартирной платой», а Лисбет как раз принадлежала к их числу: поскольку она «унаследовала» квартиру от родителей, то имела полное право жить там за абсурдно маленькую по меркам нынешнего рынка недвижимости плату — семьсот семьдесят семь долларов тридцать четыре цента в месяц.

На прикроватном столике Лисбет высилась стопка конвертов с бело-зелеными полосками, означавшими, что письма официальные, с уведомлением о вручении. Все они свидетельствовали о многочисленных посягательствах на права Лисбет. Не далее как прошлым вечером она ломала голову над тем, как справиться с новой напастью — попыткой «отменить фиксированную плату за квартиру „2 А“» по причине «неподконтрольного роста доходов жильца». Надо сказать, Лисбет по-своему неплохо знала всю эту специфику. Хотя ее образ жизни был довольно таинственным — порой она могла просидеть весь день в ярко-алом шелковом кимоно, ничем особенным не занимаясь, разве что куря французские сигареты и попивая эспрессо, — но навыками выживания она владела в совершенстве. Она была знакома с разнообразными нюансами, связанными с начислением квартплат, и держала связь с конторой, регулировавшей эти процедуры. Лисбет отлично знала: ее могли бы лишить права на фиксированную плату только в том случае, если бы она зарабатывала свыше ста семидесяти пяти тысяч долларов в год в течение двух лет подряд. Да, Лисбет действительно могла заработать столько в урожайный год, но чтобы два года подряд — никогда. Обычно у нее случалось так, что в один год ее доходы составляли сто семьдесят пять тысяч долларов, а в другой — семь тысяч долларов. Лисбет считалась «единоличным собственником»; модельный бизнес был ее приработком, а основной доход приносили занятия живописью. Это означало, что она может вычитать из своих доходов стоимость холстов, подрамников, рам, даже красок, а поскольку цены действительно росли с космической скоростью, то у Лисбет вырисовывалась своя, художническая, версия топливного кризиса.

У Лисбет был даже свой бизнес-менеджер, лысый холостяк, который помогал ей, по-видимому питая к ней нежные чувства. Она твердо верила, что ее не могут просто так вышвырнуть за дверь, пока бизнес-менеджер заполняет все необходимые документы, а она аккуратно и в срок отвечает на все официальные запросы. В общении с лысым холостяком, Мюрреем, Лисбет тоже руководствовалась определенной тактикой: она, конечно, с ним кокетничала, но об интимных отношениях и речи быть не могло. Понятно, что и здесь требовались затраты умственной энергии. Иногда она просыпалась — вот как нынче днем (мы бы погрешили против истины, сказав, что она проснулась утром: по выходным она обычно вставала «ровно» без четверти два) — и думала: «Да пропади все пропадом, пусть „Фейлер и Фейлер“ забирает свою „2 А“… Методы борьбы домовладельцев с жильцами становятся все более агрессивными и по-византийски коварными. Может, просто махнуть на все рукой?».

Но даже в своем расслабленном, полубессознательном заигрывании с пораженческими настроениями Лисбет осознавала: квартиру необходимо сохранить. Она была узницей города, а это жилище — ее камерой, причем камерой красивой. Квартиру такого типа, занимающую весь этаж, при всех ее недостатках можно было снять на открытом рынке не меньше чем за четыре с половиной тысячи долларов в месяц. Именно поэтому отношения с домовладельцем так обострились, и Лисбет пришлось провести массу времени в копировальном центре и на почте, заверяя свои ответы, документируя, что они отправлены вовремя. Защита «2 А» становилась ее профессией — неудивительно, что у нее не возникало ни малейшего желания выползать из-под одеяла и отправляться навстречу промозглому серому дню. На самом деле завтра утром наступает еще один «час X»: если сегодня Лисбет не сможет отослать очередное письмо и заверить его отправку, то на следующий день ей придется на метро тащиться в Джамайку (Куинс), где находится логово той самой конторы, ведающей квартплатами. Она представляла себе это здание как некий почерневший военный склад эпохи феодальных войн, где жильцы и домовладельцы ведут бесконечные споры о своих правах с косноязычными косоглазыми чиновниками. Лисбет опасалась, что может пасть духом, если ей и в самом деле придется поехать в Куинс, в заведение, именуемое «Герц-плаза» (уже само название таило в себе угрозу сурового испытания), чтобы разыскать зловещий офис. Возможно, ей вообще не удастся выбраться из «Герц-плазы». Может быть, это своего рода Бастилия для нарушителей законодательства о контроле над арендной платой, где человека запирают в камере, предварительно отобрав у него ключ от квартиры. И тогда ее любимая «2 А» будет превращена в кубик оспариваемого пространства и станет еще одной каплей в океане статистики. Да, Лисбет может проиграть.

Следовательно, сегодня по дороге в Нохо она должна выйти на станции «Пенсильвания»,[48]зайти в главное почтовое отделение, работающее круглосуточно, и отправить заверенный ответ: «В течение двух лет подряд мой годовой доход не превышал ста семидесяти пяти тысяч долларов». Ха, а это уже смешно: если бы она зарабатывала так много, то могла бы позволить себе другую квартиру.

Впрочем, отношения Лисбет к квартире были куда сложнее, чем просто привязанность к удобному и недорогому жилью. «2 А» — это больше чем квартира, больше чем убежище, это ракушка улитки, своего рода броня, способная защитить хозяйку от любого вреда. Лисбет жилось здесь уютно, как в коконе, в окружении перин, музыки, воспоминаний и даже клубов сигаретного дыма. Для нее это была естественная среда обитания.