Читать книгу "Честь - Элиф Шафак"

– Ваша девочка – особый ребенок. Она нуждается в вашей любви и заботе, – продолжала Джамиля, сознавая, что утешить этого дикого человека в подобной ситуации – задача неразрешимая. – Если кто-нибудь скажет иначе, этот человек – ваш враг. Вы поняли меня?

Бандит отвел глаза.

Джамиля вернулась домой. Она устала, но по-прежнему не могла спать. Может быть, Аллах ниспослал ей знак, размышляла она. Не контрабандисту и его семье, а именно ей. Она уселась за стол и вновь взялась за письмо.

Я только что приняла тяжелые роды. Родились близнецы, сросшиеся между собой. Один живой, другой мертвый. Окажись ты рядом, наверняка спросила бы: «Почему Аллах допускает такое? Ведь это несправедливо». Но я рассуждаю иначе. Я полностью и всецело полагаюсь на волю Аллаха. И делаю все, чтобы помочь людям, которые находятся рядом.

Бесценная моя, мы не можем стереть прошлое. Магических ластиков не существует. Я не держу никаких обид ни на тебя, ни на Эдима. Разве в наших силах укротить порыв ветра? Или превратить белый снег в черный? Мы не в силах повелевать природой и с легкостью с этим смиряемся. Почему же мы не можем смириться с тем, что наши судьбы находятся не в нашей власти? Ведь никакой разницы не существует. Если Аллах повел нас разными путями, значит на то имелись причины. Ты живешь там, я живу здесь. Мы должны смириться с этим. Но меня очень беспокоит участь вашей семьи. Надеюсь, все еще возможно поправить. Попытайся сделать это ради ваших детей.

Ты вспомнила о Хейди. Как странно. Я тоже вспоминаю о ней в последнее время особенно часто.

Твоя любящая сестра Джамиля

Нет мудрости без глупости

Деревня вблизи реки Евфрат, 1961 год

В полдень тишину над маленькой курдской деревней взорвал пронзительный крик муэдзина. Эдим ощутил, как внутренности его тоскливо сжимаются. Время тянулось томительно медленно и при этом слишком быстро. Он отложил свой отъезд в Стамбул на несколько дней, но откладывать дальше было невозможно. Вместе с деревенским головой он пошел в мечеть и в первый раз со дня побега матери стал молиться.

– Аллах, мой Повелитель, я знаю, что неусерден в молитве, – шептал он, сидя на коврике. – Я не постился в прошлый Рамадан. И в позапрошлый тоже. Но прошу Тебя, помоги мне. Пусть для Джамили никогда не будет других мужчин, кроме меня. Никогда!

– Ты чего такой квелый, парень? – спросил деревенский голова, когда они вышли из мечети на залитую солнечным светом улицу. Несмотря на яркое солнце, день был прохладный.

– Я должен на ней жениться!

– А ты не слишком молод для этого?

– Я достаточно взрослый для помолвки.

– Да, но у тебя даже нет работы. И ты еще не отслужил в армии. Зачем такая спешка?

За день до этого Эдим ходил в воинскую часть, чтобы встретиться с братом. Вместе они составили телеграмму, которую Эдим отправил Тарику в Стамбул.

БРАТ, Я ВСТРЕТИЛ ДЕВУШКУ ТЧК НЕ МОГУ БЕЗ НЕЕ ЖИТЬ ТЧК ЗНАЮ, ЧТО СЛИШКОМ МОЛОД ТЧК НО НА ВСЕ ВОЛЯ АЛЛАХА ТЧК СОБИРАЮСЬ ЖЕНИТЬСЯ ТЧК НУЖДАЮСЬ В ТВОЕМ БЛАГОСЛОВЕНИИ ТЧК И В ДЕНЬГАХ ТЧК

Об этом Эдим не стал сообщать своему покровителю. Вместо этого он сказал:

– А зачем медлить? Я встретил девушку, о которой мечтал всю жизнь. Я умру, если мы не будем вместе.

– Тогда ты должен поговорить с ее отцом.

– А если он скажет, что знать меня не желает?

– Не волнуйся. Я замолвлю за тебя словечко. Поверь, Берзо не кусается.

– А почему вы мне помогаете? – спросил Эдим после недолгой паузы.

Его собеседник усмехнулся:

– Потому что кто-то должен это сделать. Ты не похож на человека, способного устроить свою жизнь без посторонней помощи.

Добиться встречи с отцом Джамили оказалось куда проще, чем воображал Эдим. Трудность состояла в том, чтобы навести беседу на волнующий его предмет. Никогда не отличавшийся разговорчивостью Берзо после смерти первой жены и старшей дочери Хейди окончательно превратился в молчальника. Когда Эдим явился в дом будущей невесты, в сопровождении деревенского головы и с коробкой пахлавы под мышкой, его встретил хмурый человек с насупленными бровями и неприветливым взглядом.

– Я пришел поговорить о вашей дочери, – отважился произнести Эдим, после того как им подали чай и сушеные фрукты. Вспомнив, что у этого человека множество дочерей, он уточнил: – Я имею в виду вашу дочь Джамилю. Достаточно Красивую.

– Не зовешь ее так! – на ломаном турецком отрезал Берзо.

– Простите… – пробормотал Эдим.

Отец Джамили изверг поток слов по-курдски, который деревенский голова перевел кратко:

– Он сказал, только покойная мать девушки могла называть ее Достаточно.

Растерянность Эдима граничила с отчаянием. К счастью, деревенский голова пришел ему на помощь.

– Конечно, этот молодой человек здесь чужой, – изрек он. – Но он достойный юноша и происходит из уважаемой семьи. Я знаю его отца. У Эдима честные намерения. Он хочет жениться на твоей дочери.

Отец Джамили снова заговорил по-курдски, и покровитель Эдима снова ограничился кратким переводом:

– Он говорит, что просить руки девушки положено по-другому. Где твои родители?

– Моя мать умерла, – солгал Эдим. – А отец тяжело болен. – Это, по крайней мере, было чистой правдой. – У меня есть два брата. Старший, Тарик, для меня как отец. Я уже послал ему телеграмму.

Погрузившись в напряженное молчание, все трое прихлебывали чай, заедая сушеными финиками. Наконец отец Джамили произнес:

– Ты не можешь на ней жениться. Она уже сосватана.

– Что?!

Эдим ушам своим не поверил. Почему она это скрыла? Он повернулся к деревенскому голове, но тот отвел глаза.

Снова перейдя на ломаный турецкий, Берзо сообщил:

– Она обручалась нашему родственнику. Следующий год будут жениться.

– Но…

– Если хочешь мою дочь, берешь Пимби. Она такая же. Любить одну, любить другую.

Эдим покачал головой, в глазах его вспыхнул дерзкий огонек.

– Нет. Я хочу жениться на Джамиле. Никто не заменит мне ее. Выдайте Пимби за своего родственника.

Берзо допил последний глоток чая, вытер губы и издал нечто вроде утробного ворчания.

– Такого не бывать. Мой последний слово.

Когда Эдим и его спутник вышли в сад, юноша всплеснул руками и заорал:

– Что это значит?!! Объясните мне, наконец! Почему вы скрыли от меня, что она сосватана?!!

Деревенский голова невозмутимо вытащил кисет и принялся сворачивать папиросу.