Читать книгу "Комплекс Ромео - Андрей Донцов"

– Сам не знаю…

– Постепенно…

– Так получилось…

– Да нет, на самом деле все не так плохо…

Все они лишены подробного и неторопливого анализа, на который способен только человек, записывающий свои мысли на бумагу.

Сейчас все читают, как дошли до жизни такой фотомодели, звезды, жены миллионеров…

Придет время, и напишем свои книги мы: бомжи, дворники, неудачники в бизнесе, в науке и любви. И эта серия будет интересней, мать его…

Ты прощаешься со мной – чао, бамбино, соppи.

Для меня теперь любовь – это только горе.

Две кости и белый череп – вот моя эмблема.

Называй меня теперь – теpминатоp Hемо!

С. Шнуров, группа «Ленинград»

Еще полчаса танца. В деревню, навстречу переменам!

2

«Ты отвратительно выглядишь, – говорит мне мой брат, вылезая из машины. – Во что ты одет», – он морщит свой нос. Теперь он окончательно счастлив. Помимо денег у него добавился один немаловажный штрих – возможность смаковать мое униженное и тупиковое состояние. Настала пора брать реванш за те долгие годы, когда то, что я старше на полтора года, имело большое значение.

– Надо тебе купить что—нибудь… На распродаже в «Эспри» в Гонконге…

«Как же, от тебя дождешься, скорее бомж отдаст мне свои последние ботинки», – думаю я про себя.

– Я тоже рад тебя видеть, – говорю я, и мы обнимаемся, как солдаты, вместе хлебавшие когда—то давно манную кашу из одного толчка. – А что это за машина такая большая?

– Это «нисан»! От слова «не ссать!» – машина для смелых. Так, что «не ссы!» – как бы ты плохо ни выглядел – мы что—нибудь придумаем! А почему на этот раз ты весь в бинтах?

– Я просто ехал на велосипеде, Брат. А они побежали за мной… мерзкие… грязные… лохматые…

– Кто побежал? Жители деревни?

– Собаки… целая свора собак…

– Кошмар! Тебе же нужны теперь прививки от бешенства, Брат!

– Мне не страшен этот вирус, Брат! Правда, не страшен!

3

Деревня.

Месяц до приезда Брата—Которого—Нет

Все мои слабые попытки достижения гармонии безжалостно разбивались об острые грани действительности. Везде выходил облом на самой ранней стадии планируемого полета.

Целый день я собирал, драил и смазывал велосипед. Своего старого друга со времен волейбольных баталий на озере, благоразумно вывезенного родителями на покой с городского балкона. Друга исключительно интеллигентного, я бы даже сказал, аскетичного вида, без современных гламурных велонаворотов, бело—синего цвета, с притягательным названием «Автор» на раме.

Как приятно было почувствовать знакомые физические ощущения руля, а уж о седле и говорить не приходится…

Счастье продлилось минут пять, пока на спуске—въезде в деревню на меня не набросилась свора из трех собак. Долбаные твари клацали зубами в миллиметрах от моего ахилла, лезли под переднее колесо, не давая развить скорость. По их восторженному идиотизму я понимал, что хозяева положения здесь они – и я теперь любимая игрушка в их скучной деревенской жизни. Даже наконец оторвавшись, после километра борьбы и матюгов, я понял, что счастье построения собственного мирка недостижимо, даже в отдельно взятой занюханной избе на отшибе. Собственно, об этом я смутно догадывался и так.

Благодаря такой добродетельной черте своего характера, как жуткая злопамятность, я перебирал по дороге планы мести уже ожидавшей моего возвращения своре. Мозг мой метался между вариантами лихой кавалеристской атаки с топором в руках и тихим вариантом добывания крысиного яда, запихивания его в сосиски и разбрасывания оных в примерной зоне обитания врага. Первый вариант был чреват ранениями и, не дай бог, лечением в какой—нибудь сельской клинике. Второй мог подразумевать случайную гибель лояльных к валяющимся в траве продуктам котов и деревенских детей, чьи зоны обитания явно пересекались с внезапно появившимся врагом.

Вот тут—то я встретился со старым приятелем.

Я остановился и достал блокнот с ручкой. Последние попытки поиска гармонии только что разбились о стену очередных бытовых неурядиц.

«Ты не один, Боанасье. Вместе с тобой оскорблена вся Франция. Вся Франция в опасности. Я спасу тебя, Франция!»

Я начал кропать манифест ненависти или обращение к президенту. Отдам потом в какой—нибудь журнал – и деньги на яичницу заплатят, и внесу социально значимый вклад в развитие правового государства – наивно думал я своим помутненным от гнева сознанием.

4

Уважаемый президент!

Со всей ответственностью заявляю

(мерзкий казенный язык, у кого перед кем ответственность? У меня перед ним или у него передо мной? хуй с ним, потом разберемся),

что если когда—нибудь мне придется ранжировать по степени важности причины, по которой я ненавижу свою

Родину, то на втором месте будут стоять все гиморы приватизации, коррупция, задушившая все живое в сфере развития…

(надо упомянуть, в какой сфере конкретно: ну, например, промышленности, чего она у нас стороной—то прошла),

криминальность педагогических структур, ангажированный бред, фонтаном бьющий из стояка федеральных каналов в лицо пожилого населения, – все это ничто

(надо уже к главному, заканчиваются силы, и слезы появляются на глазах – потом перепишу эту часть)

по сравнению с главным унижением, которому подвергли русского человека, – лишением его огромной части детства, права на личную жизнь со спортивным уклоном, на простую и многим, кстати, единственно доступную человеческую радость – я имею в виду ЕЗДУ НА ВЕЛОСИПЕДЕ.

Я устал, выдохся и, что самое интересное, абсолютно успокоился. Я лежал посередине поля, откинувшись головой на колесо, и, казалось, мягче подушки в жизни у меня не было.

В черте города – маршрутки, за чертою —

…хотелось написать проститутки, собаки окончательно вылетели у меня из головы и, главное, ни с чем, суки, не рифмовались, хотя и почти наверняка поджидали моего возвращения и продолжения своего бешеного триумфа…

Надо было написать пятистишие, чтобы привести чувства в порядок, – но сил не было совершенно. Только и вымучил из себя три строчки:

Тебя манят софиты

Больших городов,

Но и я ведь – не лох деревенский!

Поджидают ли моего возвращения в Москве? Чего, кроме словесного описания и случайной встречи с девятью—десятью свидетелями, мне нужно опасаться по—настоящему?

Вот только сосед – кошечник. И еще по поводу камеры видеонаблюдения. Интересно, мои спасители выносили оттуда мебель в масках или нет? Если нет, тогда почему их не задержали? Или, быть может, их все—таки задержали? Вот это было бы самой неприятной новостью из театральной жизни столицы.