Читать книгу "Могила тамплиера - Андрей Воронин"

Он еще раз взглянул на итоговую цифру, проставленную внизу кассовой ленты, и, удовлетворенно хмыкнув, убрал ее на место, в ящик стола. Да, доход действительно хороший. И это только официальный. А уж неофициальный-то!..

Городецкий покосился на прилавок, где на самом видном месте под стеклом, красиво подсвеченный, лежал во всей своей красе развернутый энклапион – бронзовый, естественно, но надраенный так, что сверкал, как золотой. На внутренних поверхностях всех трех скрепленных крошечными петельками крестов виднелся выгравированный латинскими буквами текст, представляющий собой полнейшую бессмыслицу, которую при желании можно было принять за шифр. Помнится, Гнилов, увидев эту штуковину в первый раз, чуть не грянулся в обморок – решил, дубина этакая, что вот так, заглянув наудачу в антикварный магазин, одним махом раскрыл самое громкое дело этого сезона. Убедить его в том, что это не золото, а всего-навсего бронза, удалось не без труда; окончательно он в это поверил только после того, как ему показали еще пять точно таких же, один к одному, энклапионов. Но Гнилов и тогда не успокоился, а помчался к археологам и приволок в магазин этого громилу в тельняшке – Быкова, кажется, – чтобы тот взглянул на поддельный энклапион своими глазами и дал авторитетное заключение специалиста. Ну, тот и дал ему требуемое заключение, сказав, что такого фуфла в жизни своей не видел и что общего между этой поделкой местных кустарей и украденным раритетом нет ничего, кроме названия, – складной крест, независимо от времени и места изготовления, как ни крути, все равно остается энклапионом.

Несмотря на довольно грубую форму, в которой археолог высказал свое мнение, Станислав Петрович был ему благодарен. Гнилов явно нацелился сделать на этом расследовании карьеру, вырваться из простых оперуполномоченных в старшие, а из старших лейтенантов в капитаны – это как минимум. А Стае Городецкий, между прочим, не нанимался подставлять ему свою голову вместо ступеньки и потому был очень рад, что нашелся человек, который немного умерил пыл этой тупой ищейки. Ведь, собственноручно рисуя эскиз энклапиона, Станислав Петрович нарочно постарался сделать так, чтобы он как можно меньше напоминал оригинал. Чтобы ни одна сволочь даже и подумать не могла, будто Стае Городецкий видел украденный у археологов энклапион хотя бы издали, не говоря уж о том, чтобы держать его в руках. А коммерческая инициатива, если она не выходит за рамки действующего законодательства, ненаказуема.

Эта затея с энклапионами, кстати, оказалась не самой удачной. Покупали их не то чтобы плохо, но и не так бойко, как мечи. Стоили кресты дешевле, а возни с их изготовлением оказалось больше: мастеру пришлось по довольно высокой цене покупать бронзовый лом, плавить его и заливать в формы, которые, между прочим, тоже еще надо было изготовить. То ли дело меч! Взял полосу железа, хотя бы и со свалки, включил точильный станок и вперед – только искры во все стороны!

Но все это была чепуха по сравнению с тем доходом, который Станислав Петрович получил от продажи самого энклапиона – да-да, именно того, единственного и неповторимого, снятого с шеи умершего без малого семь столетий назад рыцаря-тамплиера. Конечно, он продешевил. Московский коллекционер, матерый волчище, прекрасно знал, что берет краденое, и знал, что Станислав Петрович тоже об этом знает, и потому настоящего торга, конечно же, не получилось. На байку про Святой Грааль этот унизанный бриллиантовыми перстнями крокодил, само собой, не клюнул, но сумма все равно получилась немаленькая, поскольку вещь была действительно старая, а главное, с историей, подтвержденной документами: фотографиями, сделанными прямо на раскопе, и описанием, составленным рукой начальника археологической экспедиции. Да с какой историей! Тамплиер, похороненный в Пскове, – это же сенсация, небывалое дело! Одна эта история стоила лишних пяти тысяч долларов, и с этим коллекционер даже не спорил – вынул бумажник и заплатил без единого звука. Положил цацку в карман, как какую-нибудь пачку сигарет, плюхнулся за руль своего "бентли" и укатил. И скатертью дорога! Его отъезд принес Станиславу Петровичу огромное облегчение, поскольку краденый энклапион здорово жег ему руки.

До сих пор Городецкий действительно ни разу не занимался перепродажей краденых вещей – по крайней мере, таких, про которые точно знал, что они краденые. Но, когда Шлык принес ему энклапион, не устоял перед искушением хотя бы раз в жизни заработать по-настоящему. А Шлыку сунул в зубы несчастную тысячу долларов и строго-настрого наказал забыть дорогу в магазин по крайней мере на год. Еще он настоятельно советовал уехать из города, но тот не послушался, остался. Впрочем, вчера вечером, когда Станислав Петрович ему звонил, мобильный телефон Шлыка оказался недоступен; вполне возможно, вор наконец-то почувствовал, что с Гниловым лучше не шутить, и убрался от греха подальше.

Решив это проверить, Городецкий по памяти набрал номер Шлыка. Тот по-прежнему был недоступен. Удовлетворенно кивнув, антиквар прервал вызов и старательно удалил только что набранный номер из памяти своего мобильного телефона.

Тут ему пришло в голову, что молчание Шлыка может означать, что тот уже дает показания, сидя на нарах. Он испугался было, но потом немного успокоился, здраво рассудив, что, если бы Гнилов имел на Шлыка хоть что-нибудь, того взяли бы уже давно. А теперь уже поздно: энклапиона нет, и, даже если Шлыка арестовали, черта с два он станет давать показания против себя самого. Зачем ему это, когда, не имея никаких доказательств его причастности к этому делу, менты рано или поздно будут вынуждены его отпустить?

Хозяин лавки посмотрел на часы. Покупателей по-прежнему не было, и, хотя до закрытия оставалось еще полчаса, Городецкий решил, что, сидя здесь, только даром теряет время. Жена с дочерьми уже неделю назад укатила в Сочи, и ничто не мешало Станиславу Петровичу прямо сию минуту, даже не заходя домой и ни перед кем не отчитываясь, отправиться в казино сводить счеты с фортуной, с которой он уже давненько пребывал в близких, хотя и довольно непростых отношениях.

Принятое решение подняло настроение, которое и без того уже было очень неплохим. Станислав Петрович выбрался из-за прилавка и, фальшиво насвистывая "Сердце красавицы склонно к измене...", подошел к окну. Он нажал кнопку, включив электрический моторчик, приводивший в движение металлические шторы, и совсем уже было собрался вернуться к кассе, чтобы вынуть из нее дневную выручку, когда заметил человека, который пересекал улицу, явно направляясь к его магазину. Последнее подтвердилось, когда, увидев ползущие вниз роллеты, человек ускорил шаг, почти побежал. Колокольчик на входной двери мелодично звякнул; Станислав Петрович шагнул вперед, преграждая запоздалому посетителю дорогу в торговый зал, и вежливо, но твердо произнес:

– Извините, мы уже закрываемся.

– О, я только на минутку, – сказал посетитель.

Городецкий мигом сопоставил его прибалтийский акцент и артистическую прическу с кожаной мотоциклетной курткой, высокими ботинками и зачехленной гитарой, которую посетитель держал в руке. Антиквар видел в городе афиши, сообщавшие о намеченном на пятницу концерте какой-то латышской рок-группы, совершавшей что-то вроде турне по городам России (как подозревал Станислав Петрович, с целью заработать на билеты, еду и выпивку) по пути на рок-фестиваль в Екатеринбурге. До концерта оставалось еще два дня, но один из музыкантов уже был тут как тут, из чего следовало, что и остальные болтаются где-то поблизости – надо полагать, осматривают достопримечательности или просто наливаются пивом в гостиничном баре.