Читать книгу "Бимайн. Тариф на безлимитное счастье - Мария Свешникова"

Видимо, серьезно, как инфаркт миокарда, который я рискую получить как кару небесную за былые проступки. Еще раз повторяю, это бабушка мне дала совет скидывать каперсы из салата в сумку тети Агнии. Сама я бы до такого не додумалась.

– Да, начинай, – дал Алек режиссерскую отмашку.

– Ха-ха.

– Ты пойми, это очень важно.

– Ну хорошо, ха-ха-ха!

Станиславский истошно орал из зала: «Не верю!»

– Никуда не годится.

И тут он мне начал демонстрировать свое мастерство шутливых похихикиваний. С номерами и ситуациями. Тем самым обесценив весь фурор от анекдотов, что я ему рассказывала. Расчетливый похотливый мужчина, однако.

– То есть ты на самом деле не смеялся над тем, что я тебе рассказывала?

– Нет, ну почему, в душе – да. Но очень глубоко.

– Так глубоко, что ты пускал в ход эти грязные фокусы. Нет, у меня нет слов. Ты делал это только для того, чтобы побыстрее заняться делом.

– Вот именно!

В принципе правильно.

– Слушай, – начал он идти на улаживание (странно, почему не поглаживание) ситуации, – ты же тоже долгое время не могла мне сказать, что не любишь заниматься сексом в носках и тебя это раздражает.

– Ну а что я, по-твоему, должна была первым делом срывать с тебя носки, а только потом рубашку?

Алек ушел в фантазии. Я тоже.

В кошмарные. Но это же отвратительно, два обнаженных тела, движение, похоть, томление, ритмичность и упругость форм... И носки.

Бабуля как-то странно покашливала из комнаты. Охи и вздохи, не будь ей чуть больше семидесяти, точно бы подумала, что она занята чем-то интимным.

Открылась дверь.

Она появилась с несколькими предметами в руках. Романович не сдержался и заржал смешком номер двенадцать под кодовым названием «Нервный. С подтекстом».

– И не стыдно тебе при живом-то муже?

Она была в перчатках. В одной руке держала вибратор, во второй – наручники.

– Он у меня еще с давних времен.

– Каких давних? До мужа? Так я и знала, что ты последняя пройдоха. Теперь я понимаю, что ты вовсе не свежепостиранные шарфы сушила на батарее.

Частные сыскные агентства теряли могучий кадр.

– Я сейчас все тебе объясню.

Вот с какой стати я, взрослая замужняя дама, должна оправдываться за тяготы своей интимной жизни?

– Да не надо мне ничего объяснять. Сделай милость, разбери весь этот хлам в своей комнате. Те тряпочки и веревочки, что ты называешь бельем, вообще отвратительны.

Эти, как она заблагорассудила выразиться, «веревочки» стоили больше, чем все ее деньги на сберегательной книжке. Надо будет проверить, сколько у нее там. На всякий пожарный.

– Хорошо, я все разберу.

– А вам, юноша, настоятельная просьба не оставлять зашкоденные панталончики под кроватью! – выстегнула бабушка.

Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Но я-то не Варя.

– Алек, а что значит зашкоденные? – спросила я сквозь смех.

Теперь я смеялась в голос. Бабуля была асом словесных махинаций. Пенальти била отлично. По всем необходимым изъянам попадала с закрытыми глазами.

Сколько еще казусов принесет этот день?

До вечернего знакомства с великими факерами, то есть Романовичами, оставалось два часа.

Алек пошел переодеваться в ванную, положив все снятое в аккуратный пакетик, как осмелилась выразиться бабушка, панталончики.

Я сидела на кухне и думала, где же взять сигаретку. Моя бабушка славилась изысканностью. В ее сумке всегда было два мундштука и пачка ментолового Salem lights.

Как партизан, я прокралась к ее сумке и вытащила одну из сигарет.

– И насчет этого я всегда догадывалась, – послышался голос из-за моей спины, – пошли вместе уж перекурим!

Никакой личной жизни, чесслово.

Мне было стыдно, она тщательно изучала, с каким выражением лица я делаю затяжку, как скидываю пепел. И презрительным взглядом оценивала маникюр.

– Ты что ночью делала, бродяжка? – спросил мой превосходный рентген, видящий всю сущность человеческую насквозь.

– А напилась и ползала.

Ирония – маска беззащитная.

– Верю! – Она выпустила дым облачком из детского мультика.

Защищаться от нее невозможно.

– Слушай, а что значит «зашкоденное белье»? – Никогда я не понимала значения слова «шкодить».

– А хорошо я его пристыдила, да? Значит, что не выглаженное.

Она начала вполне позитивно посмеиваться.

– Однако.

– На самом деле это был упрек в твою сторону, что ты не убираешь снятые перед сном трусы в ящик для грязного белья. Вот чего стоит? Ты просто не ценишь мужика в доме!

А действительно, это же не так сложно...

– У меня нет такого ящика даже, – созналась я в своей вине.

– Поэтому ты плохая хозяйка и никудышная жена. Вся в свою мать.

Бабушку хлебом кормить не требовалось, давай повод не давай, обхаять невестку для нее – повседневное. Casual.

– Ты никогда ее не любила.

Нелюбовь – это мягко сказано. Как отрезано.

– Ну почему же. Так было не всегда.

– С самого дня знакомства.

– Но ведь до этого момента я не испытывала к ней открытой неприязни.

– А что она сделала?

– Ох, она так наигранно смеялась, она так хотела понравиться, что ела даже сельдь под дубленкой, черт возьми, шубой. А это хорошая проверка, оставляешь кости – и смотришь, как невестка будет выкручиваться, вынимая их изо рта.

Я пометила в воображении рыбные блюда знаком «Опасно» или «Осторожно, радиация». Столовая топография давалась мне на «ура».

– И все эти пакости вы делаете из любви к сыновьям?

– А как же!

Любовь ровно как критические дни – превосходное оправдание.

– Бабуль, у меня через пару часов знакомство с его родителями. Выдрессируй меня.

– О нет, ты дрессировке не поддаешься, – таков был вердикт потомственной аристократки.

Она достала из сумка пилку для ногтей и маникюрные ножницы.

– Ногти приведи в порядок.

Из ванны вышел Романович, пряча пакет с грязной одеждой за спиной. За полчаса она поставила на уши или с головы на ноги весь дом.

– Вот погляди, как действенно! Я из тебя еще сделаю идеальную тетку.

– Алек! – решила я проверить результативность бабулиных методов.