Читать книгу "Чудеса специальным рейсом - Марианна Гончарова"

– То горивОчка, травкы, жива вода. Пый!

И заставила выпить. Тут вот, на самом деле, надо отвлечься.

В Карпатах лечат травами и водой. Есть еще одно лекарство, называется горивОчка, (то есть самодельная водка на травах), но это для любителей. Травы нужно собирать в определенные фазы Луны, вода в Карпатах подается круглосуточно из чистых горных рек и водопадов. А горивОчку рачительные хозяева гонят сами – это секретная технология.

– Пый, – велела Фрозина, – пый, Божепомогай!

Я выпила – ужас! Ожог, остановка дыхания, звон в ушах, глаза полезли на лоб, последнее видение – в Фрозинином телевизоре Марина читает некролог. Через секунду боль в голове, ушах, языке, горле отступила и вовсе прошла. Я не поверила – помотала головой, поводила языком по губам. Боль растворилась, как будто ее и не было. А я моментально страшно опьянела и тотчас повеселела. Кушать я еще не могла, но говорить уже очень даже. И спать захотелось. И слушать. И танцевать. И любоваться. И жить дальше, жить и еще многому научиться, призывая в компанию Марину из телевизора и всех хороших людей вокруг, включая Грабиков, Фрозину с хворым мужем, их боевитого Славчика, а также Володарского и его девочек.

И тут запел Соткилава.

– Да! – четко и радостно отозвалась я.

– О! – обрадовался Володарский. – Про пчелу – вранье? Пьяная была?

– Ага… – беззаботно ответила я.

– А чего пила? – Володарский с нескрываемым интересом.

– ГоривОчку… – я с уважением.

Мы условились встретиться с Володарскими около оркестровой площадки на празднике. Жизнь опять приобретала краски. Оговорюсь сразу – Володарские по моей милости попали совсем на другой праздник в другом конце области, в другом селе, мы так и не встретились в тот день. Но об этом еще одном моем таланте все путать и всех запутывать – в следующий раз, чтоб редактор не сказал, что я перегрузила записки своими идиотскими приключениями. Ну да, я тогда еще и Володарских потеряла, по очень уважительной причине – была во хмелю, впервые в жизни, тем более не по своей воле, а по умыслу Всевышнего…

Галя взяла меня за руку, потому что меня покачивало и уносило в сторону, а Иван, поклонившись Фрозине, с почтением приподняв шляпу, вручил ей банку меду. Фрозина мед взяла, от моих денег наотрез отказалась. И проведя нас до порога, поспешила к телевизору – начинался следующий сериал. Во дворе Фрозинин муж в платке ответственно доил козу.

Дорога вниз сквозь еле слышно хрустящее облако показалась мне дорогой в прекрасное будущее. Мы спускались с гор в компании с заходящим солнцем. Грабики, радуясь вместе со мной прогулке в облаке и счастливому исходу нашего приключения, пригласили остаться переночевать. Позвонил муж, сказал, что спускаться ему уже поздно, что останется переночевать в горах. Что надергал внахлест много форели. Кто-то рядом с ним старательно пел песню красивым женским голосом про «изгибгитарыжелтой». Форель… Наверное, форель… За ужином я так наворачивала бануш… (Бануш – это такое из кукурузной муки, сливок, брынзы, словом, страшно вкусно.) Я так молотила бануш – вечером! после шести часов! перед сном! – что домашние питомцы Грабиков – две собаки и три кошки – смотрели на меня с нескрываемым ужасом. Ангелы мои хлопали в ладошки и заговорщицки хохотали.

Вечером мы сидели с Галей вдвоем на краю земли, сидели почти рядом с молодой Луной и болтали ножками над пропастью. Болтали босыми ножками на самом краю земли, над бездной, над вечностью… Галя мурлыкала песенку над мерцающими звездами, распевала Галя простенькую песенку про своего Иванка, а я подробно рассказывала, чему бы хотела еще научиться в этой жизни. Пока меня еще кто-нибудь не укусил.

Луна, лукавая, одинокая, прислушивалась и завидовала…

Совсем поздно позвонил Володарский.

– Ну?! Жива?

– Угу…

– А мы уже в поезде… Жаль, не увиделись… Выпили бы вместе.

– Жаль…

Луна заглянула в открытое окно маленькой хаты Грабиков.

– Иванко… – позвала Луна. – Выйдешь?

Иванко спал под шорох сосен и крик одинокой ночной птицы, притомившийся, раскинув большие руки. Спал Иванко и Луну не услышал.

Луна окликала-кокетничала, потом обиделась и поплыла дальше…

«Твой лик печальный бел и светел…»

Зи́ма учился в Щукинском и сдавал дипломный спектакль. Таких актеров, которые нужны были ему – не обученные декламировать и представлять, а красивые, смешные, обаятельные, чтоб гибкое мышление, легкая пластика и сочный голос, – не хватало. Словом, задача сложная. И если женщин в его театре было достаточно, даже с лихвой, благодаря романтической внешности самого режиссера, то мужчины были дефицитом.

И вот, когда в мебельном цеху он с художником уже заказывал декорации, ему встретился Паата.

Почему Паата, травматолог, врач-спасатель, оказался у нас? Почему он встретился Зи˜ме в мебельном цеху?

Недаром говорил Боря Гадай, птица-грузин из пьесы Резо Габриадзе: «Эх, пропадем мы, грузины, среди крашеных блондинок…» И правда – эх. Грузин – скала… А вот женщины – грузинская традиционная национальная слабость… Поэтому Паата как-то ослаб и поддался. Словом, втрескался страшно в нашу местную красавицу Галю. Она там, в Грузии, на лыжах спускалась с горы и упала. Она упала, а Паата погиб. Вот смотрите, Галя подвернула ногу там, на лыжном курорте, так? Врач обычный что должен был записать в Галином анамнезе? Там, нога, связки – то да се… И общий вид больного: «Кожные покровы бледные…» Так?

А Паата мало что везде писал не слово «конечность» или «ступня», а «ножка», так еще и зафиксировал в Галиной карточке: «Твой лик печальный бел и светел…»

Но Гале некогда было обращать внимание на грузинских поэтов, она спешила домой. Поэтому, как только смогла ходить, тут же и уехала, не обратив внимания на влюбленного героя-спасателя… И Паата ломанулся за ней следом, благо у нее в карточке был адрес.

Так он что придумал, этот Паата! Приехал к нам, так? Покрутился, изучил обстановку. Сначала планировал медленно и важно ходить мимо Галиных окон, чтоб она из окна его увидела и страшно удивилась:

– Э! Мама, иди посмотри! Так это же Паата, мой знакомый врач-спасатель, когда я на лыжах падала с горы, а он меня из сугроба выкапывал!!!

Галя, к слову, тогда, чтобы вы знали, жила на втором этаже. Так вот, Паата собирался фланировать мимо ее окон на ходулях, делая вид, что просто так приехал отдохнуть и прогуливается туда-сюда, чтоб у Гали, ее мамы и сестры речь временно отняло от неожиданности. Вот вдруг в окне проплывает фигура Пааты… И он даже головы не повернет на их изумленные физиономии… Шагает, курит, гуляет, скучает… Такой ладный, поджарый… Мол, а что, нельзя, что ли? Где я хочу, такой красивый, там и разгуливаю…

Для чего это все? Эффект неожиданности, понимаете, да? А потом быстро приедет мама Пааты, брат Пааты Важа и жена брата Пааты Марина. И куда Гале деться тогда… Учитывая, что все они мало что врачи, так еще и поют как ангелы. А в грузинской музыке много воздуха, она держит тебя на поверхности, не дает утонуть, а, наоборот, с каждым тактом поднимает тебя все выше и выше… И дальше дело техники.