Читать книгу "Тайны острова Буяна - Сергей Шведов"

— Вы случайно не знакомы с графом де Грамоном, Вацлав Карлович?

— А кто он такой, этот граф де Грамон?

— Он один из самых знатных сеньоров в этих краях. Но меня куда больше интересует его родственник, некий Бернар де Перрон.

— Это тот самый, с которого вы сняли штаны?

— Да. Если верить вашему пергаменту, именно рыцарь де Перрон выступал в качестве главного обвинителя на заседании трибунала святой инквизиции.

Двадцать верст мы проехали за два часа. Очень приличная скорость для такого никудышного наездника, как я. Что же касается самого замка Грамон, то он производил весьма благоприятное впечатление и, по моим прикидкам, едва ли не вдвое превосходил замок Руж. И построен он был на высоком холме, подножие которого омывалось рекой. Взять такой замок с наскока будет очень непросто. Однако штурмовать Грамон мы с Вацлавом Карловичем не собирались. Подобные разбойничьи подвиги не к лицу двоим благочестивым крестоносцам. К счастью, у меня был меч, подобранный на развалинах замка Руж, и никто теперь не мог оспорить мое право называться рыцарем без большого для себя ущерба.

— Доставайте свой плащ с крестом, Вацлав Карлович, самая пора нам с вами переодеться.

Крафт внял моему мудрому совету. К слову сказать, экипированы мы с Вацлавом Карловичем были в соответствии со средневековой модой. Я, правда, сохранил свои поношенные джинсы, но зато щеголял в сапогах со шпорами, снятыми с поверженного крестоносца. Я бы с удовольствием переобулся в кроссовки, но, к сожалению, шпоры почти такой же необходимый атрибут доблестного рыцаря, как и меч.

— Вы не против, Вацлав Карлович, если я буду именовать вас бароном Крафтом, доблестным рыцарем из Тюрингии, отправившимся в Лангедок, чтобы выполнить свой религиозный долг.

— А почему из Тюрингии?

— А почему нет? Тем более что и фамилия у вас немецкая.

— Мои предки триста лет назад переселились в Россию.

— Не знаю, поздравлять вас с этим, Вацлав Карлович, или выразить соболезнование, но в любом случае в Средние века они вполне могли проживать в Тюрингии. А один из них мог даже принимать участие в крестовом походе против катаров. Вы же видели, что в крестоносном войске сброд со всей Европы.

— Я бы попросил вас, Вадим Всеволодович, выбирать выражения, — желчно отозвался Крафт, — причисление меня к сброду считаю неудачной шуткой.

— Приношу свои искренние извинения, Вацлав Карлович, я не хотел вас обидеть. Речь шла всего лишь о мистификации.

Пока мы с Крафтом препирались по поводу своего статуса, замок Грамон распахнул перед нами ворота. Видимо, доблестные стражи Грамона посчитали, что два вооруженных мечами человека не представляют опасности для его обитателей. Мы без промедления воспользовались любезным приглашением и, подбоченясь, въехали во двор замка. Наш мрачновато-гордый вид, а также украшенные крестами плащи произвели должное впечатление на обслугу замка. Не успел я и слова сказать, как расторопные слуги графа подхватили под уздцы наших коней и придержали стремена спешивающихся рыцарей.

— Сир Вадимир Чарнота, — назвал я себя подоспевшему мажордому, — а это мой друг, барон Вацлав Крафт. Можем ли мы засвидетельствовать свое почтение графу де Грамону и его супруге?

— Граф ждет вас, благородные рыцари, — склонился перед нами седовласый мажордом, облаченный почему-то в черное.

Должен сказать, что замок Грамон сильно уступал в роскоши логову одного моего знакомого оборотня. Я имею в виду барона Вильруа. Видимо, владелец замка испытывал определенные финансовые затруднения. Что, впрочем, естественно. Ибо содержание в порядке столь грандиозного сооружения требовало немалых средств. А по словам разговорчивого мажордома, чья сутулая спина маячила перед нами, род Грамонов владел этим замком более двухсот лет. К сожалению, стариннейший в Апландии род мог прерваться со смертью нынешнего графа, которому Господь не дал наследника. Сообщая эти сведения, мажордом вздохнул и укоризненно глянул на нас с Крафтом, словно это именно мы были виноваты в бедах благородного Грамона.

Вздохи мажордома стали понятны, как только мы вошли в парадный зал замка, где в похожем на трон кресле торжественно восседал сам граф, почтенный старец лет восьмидесяти. Казалось бы, благородный Жофруа был еще вполне бодр. Но не настолько бодр, однако, чтобы радовать нежное создание, сидевшее от него по правую руку с мрачным и отрешенным видом. Графине Диане де Грамон вряд ли было более двадцати лет, а потому ей, надо полагать, не доставляло большого удовольствия чахнуть под крылом ослабевшего плотью мужа. Кроме графа и графини в зале находился еще один субъект, опознанный мной с первого взгляда. Это был шевалье де Перрон, очень любезный молодой человек, если верить моему старому другу отцу Жильберу. Шевалье пребывал в меланхолии, и даже наше появление не смогло рассеять дум, набежавших на его благородное чело.

— Рад приветствовать вас в своем замке, благородные рыцари. Что нового в Лангедоке?

Голос графа де Грамона не отличался мелодичностью, скорее уж его можно было сравнить с карканьем старого ворона, но я не собирался предъявлять ему по этому поводу чрезмерных претензий.

— Замок Монсегюр пал, — торжественно возвестил я. — Это был последний оплот катаров.

— А сокровиша? — Глаза графа алчно сверкнули. — Вы нашли их сокровища?

— Увы, — развел я руками. — Боюсь, что сокровища катаров утеряны навсегда. Во всяком случае, для папского престола.

Граф де Грамон понимающе хмыкнул и широким жестом пригласил нас к столу. Стол был накрыт не слишком обильный. Видимо, благородный Жофруа экономил не только на своей супруге, но и на гостях. Кубки на столе были серебряные, довольно грубой работы. А прочая посуда и вовсе глиняной. Тем не менее поели мы с Крафтом с большим аппетитом, скорее огорчив тем самым графа Грамона, чем порадовав.

— Скажите, сир Вадимир, вы ведь тот самый странствующий рыцарь, что избавил замок Руж от страшного проклятия? — вежливо спросил граф.

— Тот самый, — бодро отозвался я, запивая добрым глотком вина изрядный кусок только что съеденной мной свинины.

Шевалье де Перрон вздрогнул и побледнел. Видимо, он только сейчас узнал своего давнего обидчика, то есть меня. Чтобы скрыть свое смущение, благородный Бернар нырнул носом в кубок. Однако его смущение не ускользнуло от не по-стариковски острых глаз графа де Грамона.

— Я слышал от покойного рыцаря Гийома, что вы не только доблестный воитель, сир Вадимир, но и человек, сведущий в магическом искусстве.

— Я христианин, благородный Жофруа и к магии не имею ровным счетом никакого отношения.

Граф мне не поверил, но вовремя сообразил, что слишком многого требует от крестоносца, к тому же в присутствии большого числа свидетелей. Надо быть полным идиотом, чтобы признаться в причастности к искусству, не одобряемому церковью, да еще в столь смутные и опасные для еретиков и колдунов времена. После такого признания одна дорога — на дыбу. С последующим вердиктом трибунала инквизиции и передачей опасного смутьяна в руки палача.