Читать книгу "Никому о нас не говори - Алёна Черничная"

горшок с цветком и бросаюсь на поиски своего телефона в пушистых недрах пледа.

***

*Дисграфия — частичное расстройство процесса письма, связанное с недостаточной сформированностью (или распадом) высших психических функций, участвующих в реализации и контроле письменной речи.

Глава 20

Глава 20

Я не знаю, что вообще руководит мной сейчас. Тупость? Отвага? Я не понимаю, зачем это делаю. Я просто делаю. Еду в такси по ночному городу к стадиону.

Закутавшись в полы куртки и накинув её капюшон на голову, я еду в никуда. И когда из тонированного окна машины вижу огни стадиона, то даже дышу чаще. Сжимаю в ладони телефон. Я всё пытаюсь дозвониться Тимуру, но нет соединения ни через аудио, ни видеозвонок.

Прошу остановить таксиста около парка, что растянулся напротив стадиона. На видео его здание вроде бы стояло чуть поодаль, а потом и вовсе были заметны деревья. Возможно, моё предположение ошибочное, но мне кажется, Горин где-то там.

Парковка перед парком, освещённая неяркими фонарями, почти пуста. Красная маленькая машинка, чей-то мотоцикл и чёрная иномарка, брошенная сразу поперёк трёх парковочных мест.

Не составляет никакого труда догадаться, чья это машина. Быстрым шагом приближаюсь к ней, пока в груди тарабанит сердце.

Вдруг Горин преспокойно находится сейчас именно там. А я только панику развела. Но в автомобиле никого: ни за рулем, ни на пассажирском. Я вижу это через лобовое стекло. Растерянно стою перед капотом модной тачки. Оглядываюсь и нервно кусаю губы. И как назвать себя умной? Сейчас почти полночь, я нахожусь посреди пустой парковки, передо мной огромный стадион, а позади — набережная с тёмными аллеями парка. И ни души. Будто бы мир вымер, и звуки вместе с ним. Тишина вокруг. А я здесь непонятно зачем и для кого.

— Дура-а… — зажмурившись от бессилия, шепчу себе под нос. — Идиотка.

Запихиваю дрожащие ладони в карманы ветровки в поисках телефона. Уехать. Нужно просто уехать и…

Моя хаотичная паника в голове вдруг рассеивается. Я слышу мелодичный звук позади себя, идущий откуда-то из глубины парка. Замерев, напрягаю слух и каждый свой нерв.

Я узнаю эту мелодию. Это типичный звонок айфона. Я оборачиваюсь на звук. Рядом всё так же никого. Взглядом впиваюсь с сумрачные аллеи, а мои ноги уже сами несут меня туда.

И далеко идти не приходится. Всего пара метров в глубь парка, и я нахожу на идеальном газоне чужой телефон. Он приветливо сияет мне экраном с надписью «Отец». Но стоит мне только прикоснуться к айфону, как тот замолкает. Разряжается прямо у меня в руках.

Зажимаю в пальцах гаджет, уже зная, кому он принадлежит. Только его хозяин вот так просто не валяется на травке под деревом, как его смартфон.

Хорошо это или плохо, но Тимура и близко здесь нет.

— Тимур, — знаю, что ответа не получу, но всё равно зову с опаской вполголоса.

Топчусь на месте, всматриваясь в каждый доступный моему взгляду угол аллеи. Просматриваю каждую лавочку. Ничего. На несколько десятков метров я точно одна.

И точно дура, потому что иду искать по парку Горина.

Я прислушиваюсь к каждому шороху, почти не дышу. Мое воображение играет со мной. В обычных очертаниях кустарников и ёлочек уже мерещится ересь, от которой сердце вздрагивает под рёбрами. Но я всё равно иду вперёд, запихнув найденный телефон в карман своей куртки.

Тимур пьян и попросил позволить ему сдохнуть. А любой пьяный бред может привести к трагедии. Если только она уже не случилась. Горин и трезвый-то не особо уравновешен, а сейчас…

Тревога ещё быстрее разливается по венам, заставляя прибавить шаг. От парка до набережной рукой подать. И здесь свободный доступ к воде. А если Тимур…

Боже. Эта мысль иглой пробивает меня паникой…

Я уже не просто прибавляю шаг, а почти бегу по ровным дорожкам в сторону Дона. Лёгкие распирает от желания крикнуть его имя на всю округу.

Я на ходу набираю воздуха в грудь. Хочу действительно заорать на весь парк. Даже рот открываю, но возглас застревает где-то в горле. На самой крайней лавочке прямо по курсу я вижу Горина. Это точно он. Я узнаю его даже на расстоянии. Бритая башка и манера одеваться во все чёрное не даёт в этом усомниться.

И, судя по позе свернувшегося калачика, Тимур спит прямо на лавке. Стоит увидеть такую картинку, как с души словно булыжник слетает.

Правда, тут же прилетает другой. Теперь же нужно с этим что-то делать?

Я осторожно подхожу к лавочке. Это точно Горин. Спит, положив под свою лысую башку татуированные ладони. Несколько секунд я в ступоре рассматриваю это пьяное тело, развалившееся на лавке в грязном чёрном худи, джинсах и кроссовках. Ну почти младенец: даже губы бантиком. Только эта картинка меня совсем не умиляет. Лицо Тимура в ссадинах и засохших кровоподтёках.

Я сразу отвожу взгляд от вида чужой крови. Не хватало мне только прилечь здесь рядом с ним без сознания.

— Тимур, — чуть склонившись над ним и смотря только на чёрную ткань худи, осторожно касаюсь его плеча. — Проснись.

Ноль эмоций. Горин в полной отключке.

— Вставай, — трясу его сильнее. И опять ничего. Даже не вздрагивает. В мою голову сразу лезут такие мысли, что становится дурно. Изо всех сил я дёргаю Горина за плечо, повышая голос: — Тимур! Давай проснись!

— М-м-м, — наконец раздаётся в ответ. Он слабо мотает головой. Облизывает слипшиеся губы, выдавливая из себя чуть слышное: — Отвали.

С облегчением выдыхаю. Жив и в сознании, если это состояние вообще можно назвать таковым.

— Тебе нужно домой, — говорю твёрдо.

— Нет, — бормочет Тимур, даже не открывая глаз. — Чего пристала?— он вдруг резко решает помахать руками.

Я едва не получаю прямо в нос. Успеваю увернуться, а Тимур в эти мгновения собирается свалиться с лавки на асфальт. И я снова успеваю, только в этот раз ухватиться за капюшон худи, а мне под ноги падают ключи от машины.

Нашлись-таки. Поднимаю их, держа Горина за капюшон свободной рукой. Осталось теперь как-то справиться с этим пьяным в стельку экземпляром, который висит с лавки носом вниз в паре сантиметров от земли.

Пыхчу сквозь стиснутые зубы, но мне удаётся кое-как поднять Тимура на ноги. Оставлять его здесь на лавке нельзя. Он никакой. Как тряпка. Только очень тяжёлая и что-то нечленораздельно мычащая. От него