Читать книгу "Чекистский невод - Валерий Георгиевич Шарапов"

в своем уме на эту улицу не вернется.

Двухэтажные строения барачного типа прижались к горе, граждане возделывали крохотные огородики с тыльной стороны бараков. Рачительные люди, привыкшие считать копейку, выращивали баклажаны, кабачки. Краснели дозревающие помидоры. Практически стемнело, гуляющих было немного. Кривоватая на глаз баба Груша, которую соседка сдала со всеми потрохами, прижимала к груди морщинистые руки, умоляла не казнить, а миловать, божилась, что больше никогда не нарушит советское законодательство.

– Послушайте, Аграфена… как вас там по батюшке… – нетерпеливо перебил Кольцов.

– Агриппина, – всхлипнула старушка.

– Неважно. Нас не волнует, что вы там нарушили и какой кары заслуживаете. Расскажите о своих постояльцах, и уверяю, вы нас больше не увидите.

Нечего было рассказывать! Примерно 20 июля, то есть за несколько дней до прибытия субмарины, на базаре к бабе Груне подошел молодой человек, попросил сдать квартиру, которых у «подпольной миллионерши» целых две. «Только давайте никому не рассказывать, – попросил молодой человек. – Тут замешана чужая жена, муж, ну и так далее. Вы же не хотите, чтобы у хороших людей были неприятности?» На следующий день он снова пришел и отвалил такую сумму, что баба Груня стала молчать как рыба. Возможно, чувствовала, что в деле что-то нечисто. Одно из условий «контракта» – никакого любопытства. Даже не пытаться выяснять, кто и как живет на ее жилплощади. Справится с пожеланием – получит еще столько же. Баба Груня, честно говоря, охренела. И вправду не стала интересоваться. Приметы молодого человека описать затрудняется, тот был в кепке и переливающихся темных очках. И найти его, в принципе, невозможно. И незачем искать: это был обычный, ничего не подозревающий посредник, имеющий свой процент. В последние дни она заметила, что в квартире не горит свет (а раньше пару раз горел), набралась храбрости, поднялась, обнаружила под ковриком ключ…

Старушенция тряслась от страха. Одно дело – втихую сдавать жилплощадь, огребая барыши (можно подумать, пенсии не хватает), и совсем другое – попасть в поле зрения серьезных органов. По-хорошему ее стоило привлечь к ответственности, но противно воевать с пенсионерками. Короче говоря, никого она не нашла в своей квартире. Последние дни там не жили.

Барак располагался на краю улицы. С двух сторон к нему можно было подойти незаметно. В случае опасности – съехать по водосточной трубе и нырнуть в расщелину, до которой рукой подать. Отчаянно скрипела расшатанная лестница, сумасшедшие мотыльки бились в окно. Квартира находилась рядом с лестничным пролетом. Две комнаты, сравнительно прибранные, две кровати, еще тахта. Свет, теплая вода, работающий унитаз – что еще нужно для счастливого проживания? Михаил пошатался по комнатам, заглянул на кухню, ловя себя на мысли, что все это ничего не даст. В квартире не осталось никаких вещей, даже пол подтерли. А также отпечатки пальцев – как позднее констатировали эксперты. Обычный перевалочный пункт. Ночью выбрались из субмарины, споткнувшись по дороге о студентов, на Бела Куна не пошли, хотя и планировали. Город закрытый, нарвешься на неприятности, даже имея документы. Ночные часы провели на природе, переоделись в цивильное. Свои штормовки и сапоги где-то зарыли. В город въехали, имея приличный вид, – возможно, порознь. Встретились на Бела Куна, провели тут пару дней, присматриваясь к обстановке. Затем перебрались – двое в гостиницу «Аквамарин», третий… Про третьего не было никаких сведений.

Соседи, как назло, не отличались любознательностью. В районе 25—26 июля слышали за стенкой глухие голоса. Мужчина, еще кто-то. Не ругались, не пьянствовали, просто тихо разговаривали. Однажды наблюдали, как из квартиры вышла женщина с пышными белокурыми волосами, помахивая сумочкой, зашагала в город. Свидетель был мужского пола, на лицо не смотрел – а формы у гражданки были что надо. А еще пожилая женщина, проживающая в квартире, расположенной в глубине коридора барака, видела, как из квартиры выходил молодой человек, чья внешность соответствовала внешности Гущина. И все. С ними никто не разговаривал. Как эти люди оставили арендованную жилплощадь – неизвестно.

– Все, что мы ни делаем, в итоге оборачивается против нас, – справедливо подметил Матвей. – И это просто долбаная закономерность! Пойдемте спать, Михаил Андреевич, утро вечера мудренее. Вы же на объект собирались завтра? До которого мы сегодня так и не доехали…

– Машина есть? – спросил Кольцов.

– Еще одну угробить хотите? – поежился сотрудник.

– А это я ее угробил?

– А, ладно, забирайте последнее, – махнул рукой Матвей. – Тот уазик, на котором мы сегодня кондыляли. Стоит у входа, ключ под щитком. Бензин добывайте сами. Но если завтра вас увидит на машине Науменко – я вам ничего не разрешал.

– Заметано, – ухмыльнулся Кольцов.

Старый УАЗ‑469 был словно мустанг – вроде и объезженный, а непонятно, куда поскачет. Люфт у рулевого колеса был чудовищный. Машина долго думала, прежде чем выполнить команду. Но до больницы довезла. Дежурила та же медсестра, в чью смену убили Ольгу Никанорову. Она усердно делала вид, что не узнает посетителя, ковырялась в бумагах, гремела градусниками в ящике стола. Поговорить с больным не удалось, Косых спал – долго выходил из наркоза. «Операция прошла успешно, – сообщил дежурный врач. – Пуля повредила артерию, порвала мышцы. Со временем функции руки восстановятся, но болезненные ощущения в плече останутся на долгие годы, если не навсегда. Но Николай определенно родился в рубашке». Кольцов помялся у палаты, окинул строгим взглядом съежившуюся медсестру и отправился дальше укрощать своего мустанга.

Он даже не стучал – жалобно скребся в дверь, переминался на коврике. Время было позднее, но из-под двери просачивался свет. Полина открыла – какая-то серая, сникшая, смотрела на него тусклыми глазами.

– Еще что-то, Михаил Андреевич? – спросила она. – Не все вопросы задали? Вскрылись новые обстоятельства, позволяющие обвинить меня в страшном преступлении?

– Не обижайся, – буркнул он. – Черт дернул. День был ужасный, трясло всего, вот и наговорил. Не хочу, чтобы ты обижалась… Я войду?

Дальше прихожей его не пустили, он стоял и мялся, как бедный родственник, под испепеляющим взглядом молодой женщины. Потянулся было, чтобы обнять, – Полина решительно отступила.

– Нет уж, Михаил Андреевич, любите кататься, любите и саночки возить. То, что вы сделали… это просто ни в какие ворота.

– Полина, прости, – взмолился он. – Не могу тебе обо всем рассказать, но ситуация плачевная. Нас обводят вокруг пальца, мы не поспеваем за событиями, гибнут люди… Нервы на пределе, уже готов на все. Прошедший день… это просто последний гвоздь в крышку гроба. И вдруг узнаю – все это время преступники были рядом, жили этажом выше, я даже выпивал с ними, болтал за жизнь… Сейчас понимаю, что неправильно себя вел, нашел козла отпущения, посторонних привел… Нужно было