Читать книгу "Берег мертвых незабудок - Екатерина Звонцова"

древние предки, уверенные и властные. Он сцепил руки в замок, задумчиво и недобро сузил глаза. А потом так же недобро улыбнулся. ― Есть вещи, на которые народ не решится, поверь. Мне очень жаль мою Шири… но я уверен, у Ирис будет иная судьба.

– Откуда вам это знать?.. ― Этого Вальин просто не понимал. И не хотел понимать, но должен был. ― Это огромный риск.

– Я уже сказал тебе это. ― Король улыбнулся горше, пальцы хрустнули. Сапфиры и лазурная эмаль в уборе ярко блеснули от движения головы, нетвердого, но гордого. ― Ты людей не знаешь. Я ― да. Так вот, народ уже понял, чтó натворил. Не базуки сейчас удерживают их от того, чтобы броситься на стражу, поверь. Не они.

– Я… ― начал Вальин. И тогда король взял его за плечи. Пальцы его были сухими, казались со стороны очень слабыми… Но нет, жесткостью они не уступали корням, что ищут воду в плотной глинистой земле.

– Твой отец очень хотел бы, чтобы все встало на места, разве нет? ― зашептал он. ― Вопреки всем бедам, всем храмам, всему… Для твоего отца не было ничего важнее людей, и я вижу: для тебя тоже. Но ты не справишься один.

«А чем мне поможет ребенок двенадцати приливов, чем?» ― хотел, должен был спросить Вальин, но не спросил. Стоя вот так, чувствуя старческое дыхание на лице, превозмогая боль в костях и жилах, он вдруг понял: у него просто не осталось сил, ни капли. Пусть, пусть приезжает эта девчонка. Хоть десять или сто девчонок, лишь бы с ними приехали мешки с зерном, ящики фруктов, кроветворные и жаропонижающие снадобья! И лишь бы пироланги, потерявшие себя, не осуществили чудовищное предательство, о котором заговорили еще несколько приливов назад, поняв, куда катится мир.

– Хорошо, ― шепнул он одними губами. ― Я приму вашу дочь ко двору, если вы считаете это наилучшим спасением для нее, себя и Соляного графства. И обвенчаюсь с ней. Но если хоть на миг вы подумали, что это серьезно, что я претендую на…

Его замутило от одной мысли. Он замолчал, не в силах продолжить. На него глядели все так же неотрывно. И определенно в этих голубых глазах что-то разгоралось.

– Разумеется, ты не тронешь ее. ― Голос короля все же дрогнул, взгляд ожесточился так, как еще ни разу за весь разговор. ― Я знаю, и с тобой ей будет даже безопаснее, чем со мной, ведь к моему двору за последним шансом приезжает все больше цветочных хищников. Я без страха даю тебе этот знак моей веры. И…

– Она не знак. Она человек. ― Вальин отстранился и увидел, как еще ярче блеснули водянистые, но яркие глаза. Король праздновал победу, пусть и старался это скрыть.

– Ты удивительный, Вальин, ― мягко сказал он, больше, благо, не пробуя прикоснуться или подойти. ― Я благодарю всех богов, что ты жив. Мы обговорим все позже, сейчас отдохни. Скорбь подточила твои силы.

А вскоре их подточат и ветры.

– Вы выйдете к людям? ― превозмогая себя, спросил Вальин.

Интан Иллигис сильнее расправил плечи. Прошептал свое имя ― и ладонь его зажглась ослепительной цветочной ветвью.

– Уже иду. Ни о чем не тревожься. Темные времена в ваших землях кончились. Незабудка с вами.

Едва король скрылся на балконе и призвал толпу к тишине, Валь-ин сполз по стене на пол. Упала с головы серебряная тиара, опустились веки. Новый граф Соляных Земель, Вальин Энуэллис из рода Крапивы, снова не видел ничего в окутавшей его темноте.

И не хотел видеть.

* * *

Сафира лежала на каменном столе рядом с Остериго, прекрасным в величественной немой бледности. Сафира склонила голову к его груди и, когда беспамятство подступало совсем близко, слышала стук, то размеренный, то учащенный. Когда она различила его впервые, разум шепнул: «Это лишь твое сердце». Тогда она прогнала разум прочь и крепче обняла труп. Теперь Остериго принадлежал ей, только ей. Ширхана не встанет, не помешает. Жалкая Ширхана, она вообще не имела на него никаких прав, она и родить-то не смогла… Но даже мертвая, отравляла все вокруг сладко-гнилостной вонью.

Сафира пробралась в белую капеллу, едва опустилась ночь и из храма ушли наконец жрецы, чьи черные одежды и отрешенные лики кричали о неотвратимости. Жрецы должны были вернуться на рассвете и снова, во второй и последний раз, пропеть псалмы. Рассвет и закат ― время, когда в землях Общего Берега исцеляют, благословляют, венчают и провожают; рассвет и закат ― священное двуликое время. После рассвета и заката древнейший Праотец Сила ненадолго воскресает и умирает заново.

Вот-вот Остериго уйдет. Они все уйдут, выбиты уже гробницы в соляных пещерах. А еще им всем откроют глаза. Всем мертвецам Общего Берега смыкают веки, когда приходит последний сон, но только не королям, графам, баронам. Их бдение не оканчивается, когда гаснет свеча жизни. Сафира думала об этом, и из-под ресниц бежали слезы. Но глаза Остериго были сейчас закрыты; он не видел слез, иначе вытер бы тыльной стороной смуглой ладони, родным осторожно-властным движением. Так Сафира лежала на каменном столе и слушала стук мертвого сердца. А за арочными окнами все светлее становилось небо. Сафира пела свой псалом, своему Храму.

Aste a. A val’na t’. A… «Прости меня. Я люблю тебя. Я…»

Как о многом она сейчас жалела ― да почти обо всем, что сделала за эти пять приливов. О том, как позволила признанию вскружить себе голову; о том, как, узнав, что Ширхана все же понесла, отдалилась от Остериго; о том, каких напастей желала принцессеграфине-сопернице в черном уголке сердца… И о том, что напасти сбылись. Узнав о выкидыше, Сафира испугалась и передумала возвращаться с Мыса, поехала строить второй храм Вудэну, потом храм Моуд, потом храм Парьяле в надежде красотой искупить вину. Она построила многое, но строить вечно не могла. Вернулась ― и снова упала Остериго в объятья, ведь оказалось, он ждал ее, ждал все время. Ждал и не упрекал, никогда не упрекал. Целуя впервые после разлуки, шептал о грехе, в котором не смел исповедаться даже сыну, особенно сыну. «Сафира… Сафира, милая, в то утро я хотел, чтобы она умерла. И этого ребенка я не хотел. Нет мне прощения. Нет. Я поплачусь». И сегодня он поплатился, а мертвое сердце его стучало, стучало…

Тук-тук. Сафира видела перед сомкнутыми веками толпу, за которой наблюдала из окна. Тук-тук. Сафира