Читать книгу "И печенеги терзали Россию, и половцы. Лучшие речи великого адвоката - Федор Плевако"

Не нужно, чтобы подделка была грубая или полная. Довольно, если можно смешать поддельное с настоящим и если это смешение старались создать.

Известна громкая репутация одеколона Jean Marie Farina. Один фабрикант принял фамилию Antoine Farina и считал себя в безопасности за разницей имени, но по жалобе Jean Marie был приговорен к тюрьме.

Еще резкий пример: Торговый Дом Veuve Cliquot et Pousardin de Rheims снискал большую известность своим шампанским. Некто Fisse подыскивает себе в Париже компаньона по имени Cliquot в лице агента страхового общества, вступает с ним в мнимое товарищество под фирмой Cliquot et С°. Управление делами фирмы вручается приказчику Frantz в качестве простого вкладчика с правом сбывать застоявшиеся в их винных погребах вина (Fisse – тоже виноторговец) под громкой маркой… Cliquot продолжает служить агентом страхового общества.

Cliquot et Pousardin предъявляет к Fisse, Cliquot et Frantz иск о воспрещении последним продавать вино под маркой Cliquot. Реймский коммерческий суд не решается опорочить товарищеский договор и отказывает в иске. Но Парижский апелляционный суд уничтожает контракт ввиду того, что: 1) из представленных к делу документов и в особенности из того обстоятельства, что Louis Cliquot не живет в Реймсе, где находится фирма, что он не коммерсант, что во время заключения компанейского договора он не мог внести капитал в коммерческое предприятие, и, наконец, из его положения в деле явствует, что A. Cliquot был приглашен в товарищество только ради своего имени и в надежде, что при помощи этого последнего новая фирма воспользуется кредитом, открытым дому Veuve Cliquot et Pousardin; точно так же очевидно, что лишь ради этого имя Cliquot фигурирует на пробках бутылок и помещено в названии новой фирмы; 2) такая мнимая спекуляция с вышеуказанной целью наносит ущерб интересам дома Cliquot et Pousardin и потому должна быть прекращена, и хотя Cliquot не лишен права пользоваться своим именем с торговыми целями, но он не может ссужать им других лиц и доставлять им с помощью обыкновенной уступки своего права коммерческий кредит, которым пользуется ныне фирма вдовы Cliquot.

Кассационная жалоба ответчиков была оставлена судом без последствий.

Такой же пример представляет процесс Moreaux, где точно так же суд удовлетворил требование истцов ввиду недобросовестности и обманного характера сделки.

Там, где суд видел перед собой серьезную ассоциацию, он предоставлял компаньонам выбирать для фирмы любое из их имен, но под условием, чтобы такой выбор не служил скрытому желанию отбить покупателей у одноименного, но более старого торгового дома.

Так, в деле Roederer et С° суд предписал младшей фирме писать перед словом Roederer имя Theophile буквами одной формы и одного размера с первым словом и прибавить еще таким же почерком: «maison fondee en 1864».

Итак, попытки подделки этикета преследуются, и суд в одном случае, констатируя факт, что лицо, чье имя пишется на вывеске новой фирмы, само в деле не участвует, капитал в него не вложило, а ведет свое особое комиссионерское дело где-то на юге Франции, заставил фирму вычеркнуть его наименование из этикета. В другом случае, где новая фирма располагала товарищем, имеющим общую фамилию с владельцем знаменитой фирмы и имя, начинающееся одной и той же буквой, суд заставил подробно обозначать, что эта фирма – новая, и что ее глава есть младший представитель знаменитой фамилии.

И нельзя не приветствовать этих решений.

Если бы достаточно было исковеркать более или менее фамилию, чтобы очутиться вне запрещений, налагаемых законами, чтобы избегнуть всякого удовлетворения, всякой кары, то и закон стал бы вскоре мертвою буквой, а самая постыдная конкуренция не знала бы границ.

Суды не опасались нарушить волю закона, а в твердом намерении ее выполнить отсылали в тюрьму лиц, которые снабжали свои этикеты рисунками, похожими на употребляемые известными фирмами, или воспроизводили их вполне, кроме имени, заменяя его другим созвучным, например, вместо Александр – Алексапетр и т. п.

Я утверждаю, что и наш закон охраняет не этикет от буквального воспроизведения, а охраняет право от всякой недобросовестной подделки под него. Если преступно настроенная воля достигает своей цели менее утонченным способом благодаря малограмотности страны, то и этот способ, как достаточный для злого умысла, должен быть достаточным и для кары его.

А Поповы, А. и И., это именно и делали. Под этикетами, схожими с фирмой К. и С. Поповых, они сбывали свой низкопробный и вредный чай.

Сбывая, они достигали разом двух целей.

Вы знаете, что чай копорский они мешали только в поддельную обертку, а под литерами А. и И. они сбывали чай, равный цене, а иногда и лучший, чем позволяла цена.

Маневр ясен. Этикет давал подмеси сбыт и барыш – сбытчику, а дурное свойство чая под этим этикетом роняло доверие к фирме, именем которой они злоупотребляли. А рядом с дурным чаем предлагался чай доброкачественный под настоящей оберткой А. и И., чтобы покупатель знал, что на смену дискредитированной фирмы появляется новая, хорошая фирма с доброкачественным чаем.

Неужели же это недостойно порицания?!

А если достойно порицания, то поверьте, что распространение вами на новые нежеланные явления карательных мер закона едва ли сочтется за нарушение границ, положенных законом.

Законодатель, помоществуемый вашей опытностью, видя ваши усилия в борьбе со злом в его новых путях, вместе с вами не позволит преступлению уходить безнаказанным только потому, что оно придумает для одной и той же цели, для одного и того же результата несколько видоизмененную форму…

От вас мы ожидаем, что вы не дадите злу пересилить правду и отстоите ее от хитроумных способов, на которые так изобретательна нажива…

Речь представителя гражданского истца Государственного Дворянского Банка

в рамках дела о злоупотреблениях в Саратовско-Симбирском банке

Несколько лет тому назад, гг. присяжные заседатели, добрая половина из десятка сидящих перед вами подсудимых была сильной, славной, обладающей властью и средствами.

Всего у них было много – и денег, и врагов, и завистников. Не одно осуждение, не одно злое обобщение их деятельности раздавалось за их спинами, но они были свободны, крепки, и им не могли вредить эти слухи, эти мнения.

Теперь не то: они сидят на скамье подсудимых, крепко связанные узами карающего закона, слабые, опозоренные. Всякое лишнее, ненужное для нас, но тяжелое для них слово болезненно отзывается на них, вредит им.

Поэтому здесь, на суде, я не позволю себе ни одного искусственно связанного положения, направленного к тому, чтобы перевесить чашу весов на сторону обвинения.

Да оно и не нуждается в этом. Мощное, поразительное по трудолюбию, оно дало нам столько обличительных для подсудимых фактов, что если вы признаете из них доказанною лишь самую малую часть, то и тогда требования наши будут всецело удовлетворены.