Читать книгу "Тайна крови - Екатерина Романова"

— Тогда, я знаю, как разогнать плохие мысли.

Заговорщический тон меня насторожил, а когда вокруг талии и груди медленно затянулись ремни, и вовсе перепугалась:

— Что происходит?

— Сейчас узнаешь! — таинственно сверкнули пепельно-сизые глаза, Хартман перевел волар в режим ручного управления и резко потянул рычаг на себя. Мы поползли вверх. То есть вообще вверх. Перпендикулярно земле. Схватилась за дверную ручку и закричала:

— Ты что делаешь?

— Держись крепче! — нахально улыбнулся он и… притянул рычаг до предела.

Я завизжала, не то от страха, не то от восторга, когда земля оказалась там, внизу, а мы полетели вверх ногами, зависнув в верхней точке мертвой петли.

— Харви!!! Верни нас на трассу! — то ли сквозь смех, то ли сквозь слезы кричала я, не понимая, нравится мне подобная забава или нет. Впрочем, наверное, больше нравится, но до жути страшно.

— А что мне за это будет?

— Сухой волар тебе за это будет, мне же страшно!

Теперь мы смеялись вместе. Как дети, впервые увидевшие радугу или прыгающие по лужам под теплым летним дождем. Он издевательски лихо покружил волар вокруг своей оси, и я сохранила ориентацию исключительно благодаря балету. Чтобы крутить фуэте и туры нужен крепкий вестибулярный аппарат.

— Не вариант. Предложи что-нибудь другое.

— Ну отпусти-и, — сквозь смех потребовала я, вцепившись в ручку двери до побелевших костяшек.

— За поцелуй!

— Ты что, ребенок?

— А ты?

Он резко отвел штурвал, и мы подбитой птицей сиганули вниз. Отелепатеть! Мимо стремительно проносились облака, ленты трасс для великородных, шпили высоток, даже птицы, а мы неслись к земле. Я визжала и смеялась одновременно, а внутри все замерло от страха и восторга. Я понимала, что великородный прекрасно знает, что делает. Он уверенно держал штурвал и улыбался, испытывая не меньшее удовольствие, чем я. Одно слово, что правящий, а на деле ребенок ребенком.

— Харви, ну перестань, мне страшно!

— Поцелуешь — перестану.

— Нет! Харви! — земля стремительно приближалась. Не станет же он нас гробить за поцелуй? Он же великородный! Правитель дистрикта! Впрочем, вспомнив, что он брата своего убил, я как-то резко усомнилась в его здравом рассудке. А земля все ближе и ближе, вот уже наземные волары видны и даже люди. Ухватилась второй рукой за ручку и уже с опаской произнесла: — Ха-арви!

— Поцелуй, Флер.

Земля! Нет, нет, нет! У него и правда голова в заднице аркха, он же нас убьет! Я зажмурилась, когда столкновение казалось неминуемым:

— Ладно, ладно, ладно!!!

Волар качнуло. Открыв глаза, заметила, что мы резко вильнули и понеслись наверх, а Ползучее Великородие довольно улыбается. Сердце колотилось в ушах, словно очумелое, перед глазами плыло, на лбу проступила испарина, а пальцы даже заболели от напряжения.

— Ты! — прошипела, ударив его кулаком по руке. — Ты больной! Ненормальный! Ты псих! Кто так делает?

— Твой правитель? — предположил он, продолжая улыбаться, как ни в чем не бывало. — Твой мужчина?

— Это же отелепатеть как не смешно!

— Но ты улыбалась. Согласись, твое сознание в этот миг было на удивление ясным.

— Мое сознание в этот миг подкинуло мне десятка три способа расчленить твой труп! Зачем ты это сделал?

— Шантаж — отличное средство получить желаемое, — нагло заявил он, когда волар вернулся на прежнюю трассу. Мужчина вновь включил автопилот и похлопал по своим коленям.

— Класс. Нашел время прихорашиваться!

— Ты кое-что пообещала.

— Ты же не думаешь, что… Думаешь я стану тебя целовать после такого?

Он медленно кивнул, не сводя с меня внимательного взгляда и снова похлопал по своим коленям.

— Или можем повторить.

— Не надо!

Ремни освободили меня от плотного кольца захвата, словно намекая, что обещания следует выполнять. Как-то не нравилось мне все это. Но летать вниз головой не нравилось больше. Точнее, это без сомнений было забавно, и я даже забыла, из-за чего загрустила, но лучше уж земля пусть останется под ногами! Как и положено!

Помедлив, все же перебралась на колени истязателю. Ну, а что? Строго говоря, я там уже была, место привычное. Только теперь сидела целомудренно, бочком, как дочь на коленях родителя. Благо волар просторный, хоть вечеринки устраивай.

Харви, чтоб ему его наглые ручонки пустынные мертвоеды пооткусывали, заключил меня в объятия и промурлыкал рысокотью:

— Я жду…

Ждет он. Недовольно вздохнула и быстренько чмокнула в щечку. Мужчина замер, а затем приподнял бровь:

— Это вообще как называется?

— Это называется поцелуй. Ты же не уточнял.

— Хорошо, — он пожал плечами и потянулся к кнопке ручного управления.

— Харви! — я остановила его руку и вернула на место у себя на коленях. Потом подумала и убрала с коленей, но он бесцеремонно снова положил ее туда.

— И?

И вот что в таком случае полагается делать? Я не смогу переступить через себя. Перевела взгляд на его губы и…

Опустила ресницы.

Нет. Не получается. Я его совсем не знаю. Он совершенно не знает меня и… Это слишком личное. Это только между мной и родителями, между мной и теми, кого я любила. Если я поцелую его так, за шантаж, не чувствуя сердцем, я разрушу и опорочу что-то важное в своем прошлом.

«Да, как тереться об него, так не личное!», — подсознание брызгало ядом, но он не достигал цели.

Удар сердца. Другой. Третий…

Медленно взяла его ладонь и положила на приборную панель:

— Можешь повторить то, что делал, — тихо произнесла я, не поднимая взгляда.

Молчание. Он приподнял мой подбородок, но в пепельно-сизый туман его глаз смотреть не смогла.

— Тебе так неприятно мое общество?

Было в его голосе что-то такое, что я устыдилась собственного поведения. В конце концов, он ничего плохого мне не сделал. Конечно, не считая шантажа, увольнения, бутылки вина за десять тысяч анников, второго увольнения, угрозы отобрать Тана и Альби… Пока вспоминала, успела снова на него разозлиться. Ух, Ползучее Великородие, но взгляд, задумчивый, теплый, заставил эту злость отступить.

— Это личное. Я не готова этим поделиться. Ни с кем.

Он медленно коснулся моих губ кончиками пальцев, обвел их по контуру. От такого теплого и трогательного жеста по телу пробежали мурашки. Я даже глаза закрыла от удовольствия. Это было нежнее и откровеннее любого поцелуя в десятки раз. Захотелось коснуться его пальцев языком, прикусить зубами, раздразнить…