Читать книгу "Русское экономическое чудо: что пошло не так? - Сергей Алексашенко"

Госкапитализм в действии

Но это еще не все. Руководителю Нацбанка Татарстана приходится своим телом и своей отставкой прикрывать не только своих начальников из Банка России, но и своих начальников из Казани. Дело в том, что Татфондбанк был не простым частным банком, а, как и многие крупные компании, работающие в республике, компанией с государственным участием. Прямое и опосредованное (через компании, принадлежащие правительству республики) участие Татарстана в капитале Татфондбанка составляло 35 %, а Наблюдательный совет банка возглавлял премьер-министр республики, что, как несложно догадаться, означало, что свою деятельность банк вел под надзором и мудрым руководством республиканского правительства.

Да, конечно, правительство Татарстана не может и не должно отвечать по обязательствам банка-банкрота, акционерное общество ограничивает ответственность участников их вкладами в капитал организации. Но за принятые решения члены совета директоров несут персональную ответственность. Пока почему-то я не слышал ни об одной другой отставке татарского чиновника, связанного с обанкротившимся банком, кроме отставки руководителя Нацбанка.

Татарстан часто рассматривается в России как образец государственного капитализма, когда чиновники (в отличие от московских) радеют больше об интересах республики, нежели чем о своих личных. Татарстан регулярно приводится в качестве примера успешной реализации различных государственных программ, татарские чиновники делают успешные карьеры в Москве. Но как стало очевидно, их стиль управления мало чем отличается от стиля управления чиновников, сидящих в Москве или в других регионах России.

Ну скажите, чем отличается история Татфондбанка от истории Внешэкономбанка, наблюдательный совет которого тоже долгие годы возглавляет премьер-министр, только не Татарстана, а России? ВЭБ также активно кредитовал государственно важные проекты, от строительства олимпийских объектов в Сочи до элеваторов в удаленных регионах. Точно так же ВЭБ был фактически доведен до банкротства, причем дважды – в 2008-м и 2014-м – избежать которого удалось только благодаря массированным вливаниям денег из бюджета, Фонда национального благосостояния и кредитов Центрального банка. Или чем история Татфондбанка отличается от истории банка ВТБ, который с 2007 года получил от акционеров (главным из которых является государство) огромные средства, но за все эти годы не только не смог их нарастить, но и потерял более 15 % полученных средств?

Практика госкапитализма и в России, и в других странах показывает, что случаи нерациональных бизнес-решений, принимаемых чиновниками, являются нормой; так же, как и примеры личного обогащения чиновников и менеджеров, причастных к управлению госкомпаниями. Иногда чиновникам за свои “успехи” приходится отвечать. А иногда отвечать приходится совсем не тем, кому должно. Как, например, в случае с Татфондбанком. Но это тоже норма – ведь высокие начальники безгрешны, они не могут ошибаться, правда?

Отчаянный Герман

2018

Глава Сбербанка Герман Греф занимает особое положение в российской бюрократии, примерно такое же, как “Эхо Москвы” в радиоэфире: он может говорить все, что думает, и все знают, что за это ему ничего не будет. На этот раз он обрушился не на кого-нибудь, а на Банк России, который является главным акционером Сбербанка, органом, осуществляющим надзор за Сбербанком, и одним из крупных кредиторов Сбербанка, выдавшим ему еще в кризис 2008 года 500 млрд руб. Никто не сможет выразить суть претензий Германа Грефа к Банку России лучше него самого: “У нас в регуляторах сидят крутые парни, они начали этот процесс (ужесточения регулирования банковской сферы. – С.А.), и ничто их не остановит в том, чтобы они довели это до конца. Даже если мы и рынок будем плакать большими слезами, эта парадигма будет доведена до конца”.”Если вы меня спросите, какие угрозы (существуют для российского банковского сектора. – С.А.), я вам скажу, что это самая главная угроза – если взятая ошибочная парадигма в регулировании будет доведена до конца”.

“Никому в голову не придет давать одну таблетку всей палате, даже если там все больные лежат с повышенной температурой. Но мы пытаемся давать одну таблетку не только всей палате и всей больнице, но даже всей системе здравоохранения – и это то самое регулирование, которое мы сегодня видим”.

Нужно признаться, жестко! Но тут же возникает вопрос: а насколько справедливо это обвинение? Или же за этим высказыванием стоит понятное желание Грефа вывести Сбербанк в отдельную группу, надзор за которой будет осуществляться по отдельным правилам (было такое в российской истории). Но ответ на этот вопрос я начну издалека, с оценки того, что происходит в банковском надзоре в принципе.

Неожиданные исчезновения

За те пять лет, что во главе Центробанка стоит Эльвира Набиуллина, Банк России провел решительную зачистку банковского сектора, уменьшив почти в два раза число банков в стране – с 956 до 534. И это нужно поставить ему в заслугу – в банковской системе не должно быть зомби, банкротов, жуликов. Однако у каждой медали есть оборотная сторона. Если исчезновение 400 банков прошло практически незаметно, то с остальными 20 нередко случались странные, но однотипные истории: в момент принятия решения о судьбе банка-банкрота “неожиданно” выяснялось, что у него не только вообще нет капитала, но его величина является отрицательной (то есть банк лишился не только собственных средств, но и в том или ином объеме присвоил средства клиентов). А правительство и Банк России выступали с предложением вдохнуть в умершее тело вторую жизнь и провести так называемую санацию, хотя в законе прямо зафиксировано, что в случае снижения показателя достаточности капитала до отметки ниже 2 %, то есть когда активы банка в 50 раз превышают его капитал, Банк России обязан отозвать лицензию у такого банка.

Санация любого банка, независимо от масштаба проблем, связана с вливанием в него денег в той или иной форме. Так вот, на санацию банков-банкротов плюс на поддержку существования Агентства по страхованию вкладов, которое давно израсходовало все собранные с банков средства, Банк России выделил в 2013–2018 годах около 5 трлн руб., что составляет 6,5–7 % российского ВВП. В скобках отмечу, что ни один из санируемых банков до сих пор не встал на ноги и не начал нормально функционировать. Впрочем, даже те банки, санация которых началась после кризиса 2008 года, тоже не могут похвастаться новообретенной жизнью после смерти. Одного этого факта достаточно для того, чтобы утверждать: российский надзорный орган, Банк России, не справлялся со своими функциями, а сотрудники, работающие там, не могли адекватно оценивать финансовое состояние банков.

В какой-то момент Эльвира Набиуллина наконец осознала это и провела решительные кадровые перестановки в надзорном блоке – в конце концов, банковский надзор всегда и везде осуществляют люди, которые должны ежедневно принимать огромное количество решений. Банковский надзор – вещь непростая, ему нельзя научиться, просто прочитав кучу учебников. Нужно еще получить большую практику работы с различными ситуациями и научиться отличать мух от котлет. В связи с этим я хорошо понимаю, что смена команды в надзорном блоке, на которую лишь совсем недавно решилась глава ЦБ, не может одномоментно все изменить, для этого, даже при условии безошибочной работы, могут понадобиться годы.