Читать книгу "Бешеный прапорщик: Вперед на запад - Игорь Черепнев"

У ажурных ворот красивого чугунного литья, которыми заканчивается дорога, меня опускают с небес на землю. Весь насквозь официальный гвардии поручик узнаёт цель прибытия, просит предъявить удостоверение и, вытеснив из традиционной черно-бело-полосатой будки молодцеватого унтера с винтовкой, связывается с кем-то по телефону. Ну, это нам до боли знакомо – КПП, пропускной режим, и всё остальное в том же духе…

Закончив разговор, поручик возвращает мой документ и холодно-корректным тоном предлагает подождать сопровождающего. Пока измеряю шагами пространство перед воротами, вспоминаю пересказанный доктором Голубевым вариант посещения царского дворца Алексеем Максимовичем Пешковым-Горьким и невольно улыбаюсь той нелепице, которую довелось тогда услышать. Ладно, если бы смешно было, проскочило бы за анекдот, а так… Очень похоже на либералистические фантазии «про кровавую гэбню и стопяцсотмильёнов лично замученных».

Унтер, стоящий в будке, видя мою улыбку вкупе с задумчивым взглядом, направленным куда-то в район его живота, старается незаметно оглядеть себя на предмет нарушения формы одежды и, не найдя ничего предосудительного, сурово сдвинув брови, еще пристальней контролирует мои телодвижения… Наконец-то возле ворот появляется мой персональный «конвой» – ефрейтор, который и сопровождает меня до самого дворца, отстав на пару шагов. То ли как и положено нижнему чину, то ли грамотно сопровождая подозреваемого… Да ну его нафиг!.. Что за мысли дурные лезут в голову? Максимом Горьким впечатлился, что ли?..

На входе конвоир передает меня офицеру внутреннего поста и незаметно исчезает. Очередной гвардии поручик ждёт, пока я повешу шинельку, затем нейтральным тоном сообщает, что огнестрельное оружие полагается сдавать. Ну, да не вопрос! Расстёгиваю ремень, стаскиваю с него кобуру с наганом и передаю дежурному. Потому как ещё вчера пришёл к выводу, что любимый люгер здесь во дворце могут неправильно понять разные придворные чины. По этой же причине не брал с собой и «оборотня» – во избежание всяких там недоразумений с не в меру бдительной охраной. Лейб-гвардеец, улыбаясь уголками рта и пряча за этой гримасой свое столичное превосходство перед провинциальностью приехавшего фронтовика, оказывает дружескую услугу:

– Если желаете, господин штабс-капитан, можете оставить и свою шашку. Сие вовсе не обязательно, но вы же приглашены на чаепитие, и она здорово может вам помешать…

Действительно, за столом сидеть будет не совсем удобно, поэтому снимаю плечевую портупею и передаю «Анну Георгиевну» поручику, который подчеркнуто бережно убирает её в то же отделение шкафчика, что и наган, сделав об этом пометку в своей тетради. Затем, считая свой долг выполненным, вызывает дежурного скорохода, который должен быть моим гидом. Молодой человек, всем своим видом показывающий важность порученного ему дела, ведет меня длинным коридором, вежливо инструктируя при этом о правилах приличного поведения за столом в присутствии августейших особ, цитируя почти один в один петровское «Юности честное зерцало». Блин, после таких разговоров и кусок в горло не полезет! Идите нафиг, в гробу я видел всех вас с этими церемониями, не надо мне вашего чая!..

Пока, как самовар, закипаю, скороход передаёт меня, будто бандероль, следующему халдею по имени «помощник обер-церемонимейстера». Пока тот записывает мои данные в какой-то там журнал и еще раз инструктирует в стиле анекдота про чукчу в космическом корабле, в смысле – «это не трогай, то не бери», оглядываю себя со всех сторон в очень кстати висящем на стене зеркале, после чего этот самый помощник заводит меня в императорскую приёмную, где и будет всё происходить. Здесь я тут же попадаю под надзор еще одного дворцового служителя, большого бородатого дядьки в чём-то, богато расшитом золотым шитьем. Наверное, такой прикид называется ливреей, а сам дядька – лейб-лакеем или как-нибудь еще. Стоит настолько неподвижно, что сперва принял его за чучело, только вот последние не умеют моргать и чуть заметно снисходительно улыбаться. Ладно, оглядываемся по сторонам и делаем вид, что мы – в музее…

Большая комната… Стены отделаны дубовыми панелями в человеческий рост, поверх которых идет полка с расписанными деревянными тарелками, красиво оформленными бокалами, даже какой-то рог в серебряной оправе наличествует. С ними соседствуют картины на стенах, два пейзажа на крестьянскую тему… О, а вот и батальный сюжет. Немцы по снегу пытаются установить рекорд скорости в командном многоборье для упряжки с орудием, а наши им помогают штыками, да ещё и на заднем плане большая группа поддержки верхами несётся с шашками наголо… В углу слева от входа – большой камин, рядом стоят какие-то прибамбасы для его обслуживания, стилизованные под винтовки, составленные в козлы, с потолка на массивной цепи свисает большая бронзовая люстра. Посередине комнаты стоит накрытый для чаепития стол. Белая с золотом скатерть, такие же салфетки, расставленный в идеальном порядке сервиз, всякие тоненькие, аж боязно в руки взять, фарфоровые блюдечки, тарелочки, чашечки с изящной росписью, вазочки с печеньем и джемом, два небольших блюда: одно с пирожными, другое – со сдобой…

Звук открывающейся двери заставляет обернуться. Тот же халдей вводит в комнату какого-то молодого солдатика в новенькой, с иголочки, форме. Русые волосы, голубые глаза, в данный момент совсем ошалевшие, широковатый для тонкой шеи воротник… Лицо знакомое, где-то я его уже видел… Стоп!.. Видел, но гораздо позже, на фотографии в школьном учебнике!.. Или не он?.. А вот сейчас и проверим…

Подхожу к бойцу, который уже выходит из ступора и, видимо, приняв меня за какое-то начальство, набирает в лёгкие воздуха, чтобы поздороваться по-военному. Машу ему рукой, чтобы не орал, никому здесь вопли «Здравжла, вашбродь!» не нужны.

– Ты кто таков?

– Санитар Царскосельского военно-санитарного поезда номер сто сорок три ее императорского величества государыни императрицы Александры Фёдоровны, рядовой Есенин! – негромко, но бодро рапортует «душа и гордость земли русской».

Оп-па! Значит, я не ошибся! И пусть думают что хотят про моё поведение, хотя монументально застывшему лакею это всё – до одного места!..

– Здравствуйте, Сергей Александрович! Весьма рад познакомиться с… очень одарённым и талантливым поэтом, – протягиваю руку, которую он на автопилоте пожимает. – Штабс-капитан Гуров, к вашим услугам…

* * *

Дверь опять открывается, и мы едва успеваем вытянуться во фрунт. В приёмную величественно заходит высокая стройная дама, знакомая мне только по фотографиям… Императрица Александра Федоровна… За ней появляются четыре девицы, двух из которых я уже знаю, – Ольга и Мария Николаевны. Значит, из оставшихся та, что постарше, – Татьяна, а самая младшая, с озорными, несмотря на торжественность момента, глазами, – Анастасия. И замыкает процессию еще одна дама с чопорным выражением лика и вездесущий полуобер-церемонимейстер, на лице которого проскакивает тень недовольства, когда Ольга Николаевна, ломая церемонию, обращается к императрице:

– Мама, вот тот самый офицер, который спас меня!..

Из положения «смирно» вытягиваюсь в «еще смирнее» и рапортую: