Читать книгу "Свобода на продажу - Джон Кампфнер"

Эта книга — не о тираниях, в которых правят страх и насилие, в которых дети и родители доносят друг на друга, государство является однозначным злом, а об общественном согласии и говорить не приходится. Эта книга — не о Зимбабве, Северной Корее или Мьянме. В этих странах не существует Пакта между правительством и народом, а есть только инстинкт выживания. Я не рассматриваю подробно и страны с особыми условиями — Израиль, Венесуэлу при Чавесе, ЮАР после апартеида.

Вместо этого в ходе своего годичного путешествия я сосредоточился на странах, которые, независимо от политического режима, приняли условия глобализации. В итоге их приоритеты начали складываться в цельную картину. Я беседовал с интеллектуалами, журналистами, юристами, деятелями культуры, политиками и простыми людьми, с которыми случайно сталкивался. Я задавал им один и тот же вопрос, сформулированный в начале этого раздела: почему оказалось так легко поступиться свободой в обмен на безопасность и процветание?

Я начинаю свой рассказ с Сингапура, со знаменитого социально–экономического эксперимента Ли Гуанъяо (Ли Куан Ю). Сингапур нередко воспринимается как одномерный потребительский рай. Отчасти он, возможно, им и является, однако это вызывает фундаментальные вопросы о наших приоритетах. Только что получивший независимость от Великобритании Сингапур имел такой же показатель ВВП на душу населения, как Гана. За последние сорок лет он превратился в один из самых известных примеров экономического чуда, стал островом стабильности в неустойчивом регионе. Я наблюдаю за злобной практикой диффамации, преследования сингапурскими властями местных жителей и иностранцев даже за незначительную критику. Я оцениваю избирательную систему, где избирательные округа произвольно перекраиваются, а оппозиционеров регулярно сажают в тюрьму. Тем не менее достижения Сингапура поразительны. Ранее враждовавшие между собой этнические группы (китайцы, составляющие большинство, а также малайцы и индийцы) живут в относительном согласии. Благодаря замечательным программам в области социального жилья и других общественных услуг население живет в хороших условиях. Опорой государства является средний класс, который, за небольшими исключениями, неплохо чувствует себя в рамках Пакта, согласно которому частная жизнь людей ничем не ограничена, если, разумеется, они не вмешиваются в жизнь общественную.

В Китае период владычества иностранцев, официально называемый «веком унижения», сменился маоистской эрой единообразия и изоляции. Последние 30 лет отмечены заметным прогрессом, причем прогресс идет в рамках системы, интерпретирующей теорию демократии в соответствии с собственными нуждами. Коррупция, нарушения прав человека и деградация окружающей среды оказались спутниками однопартийной системы, способность которой удерживаться у власти зависит от экономического роста. Тем не менее во время своих поездок я обратил внимание на то, что условия Пакта не такие уж жесткие. Свобода слова, формально ограниченная в Китае (особенно это касается интернета), все же процветает, пусть и в частных беседах. Правительство пытается контролировать ее с помощью техники, передовых манипулятивных пиар–технологий и грубой силы. Однако представители среднего класса не заинтересованы в предоставлении права голоса сотням миллионов более бедных людей с другими политическими приоритетами. Отсутствие демократии, по крайней мере в данный момент, является частью сделки. Правительство знает, что залог его успеха — это обеспечение комфортной частной жизни.

Далее я перехожу к России, где регулярно бывал 30 лет. Я рассказываю о людях, с которыми познакомился еще в те времена, когда «достать» что‑либо было важнее, чем «купить», и когда выезжать за границу разрешалось только в составе официальных групп. Эти мои друзья с радостью приветствовали провал путча 1991 года и крушение авторитаризма. Они открыли для себя новые свободы и пользовались ими, покуда Борис Ельцин не консолидировал власть путем электоральных манипуляций с молчаливого одобрения Запада.

Демократия стала ассоциироваться с хаосом и коррупцией. Восхождение Владимира Путина в 2000 году совпало с реалиями времени: ужесточение мер безопасности сопровождалось ростом благосостояния благодаря мировым ценам на нефть и газ. По мере того как Россия богатела и приобретала уверенность в себе, мои друзья полюбили высказывание: для «новых русских» имеют значение только три вещи — клуб «Челси», Куршавель и «Картье». В то время как отважные журналисты и правозащитники продолжали задавать властям неудобные вопросы, подавляющее большинство россиян приняло условия Пакта. Эти завсегдатаи модных курортов продолжали бояться, что могут в любой момент лишиться богатства, и поэтому переводили свои деньги за рубеж. При этом они пользовались личными свободами, оставив силовикам — вставшим у руля государства выходцам из спецслужб — дела управления.

В следующей главе я рассматриваю наиболее любопытный символ Всемирного Пакта — Объединенные Арабские Эмираты, в частности бесстыдный аляповатый Дубай и более сдержанный Абу–Даби. Поговорка, популярная у финансистов во времена промышленного подъема, гласила: «Шанхай, Мумбаи, Дубай или гудбай». Всем, от молодых британских биржевых маклеров до российских «братков» и знаменитостей второго эшелона, шейхи предлагали надежные материальные блага в диапазоне от имущественных сделок до необлагаемых налогами зарплат, лишь бы гости не создавали проблем. В Дубае правительство было даже более гостеприимным. Оно не настаивало на соблюдении иностранцами религиозных запретов и позволяло им жить так, как те привыкли, преследуя за сексуальные скандалы и пьяные выходки только в крайних случаях. Повсюду монументами вульгарному шику вырастали отели и жилые кварталы, один роскошнее другого. Шейхи полагали, что их модель устойчива к западному экономическому кризису. Однако основной его удар пришелся, в частности, на Дубай. Что станет с Пактом, построенным исключительно на деньгах?

Вторая часть книги посвящена странам, которые декларируют свою приверженность демократии. Я начинаю с Индии, которая гордится тем, что является самой населенной страной с многопартийной системой. Когда китайская экономика устремилась вперед, некоторые группы индийской корпоративной элиты задумались, не является ли имеющаяся форма правления препятствием для процветания. Индийские богачи предложили собственный вариант Пакта: они обеспечат себе основные услуги, которые государство не может предоставить, а взамен потребуют не мешать зарабатывать и удерживать бедняков подальше от их дверей. На это соглашение в меньшей степени повлиял глобальный экономический кризис и в большей — теракты в Мумбаи в ноябре 2008 года. Впервые состоятельные классы были в массе своей встревожены насилием, которым Индия в целом поражена уже давно. Богачи потребовали у государства защиты.

Почему из всех стран мира я выбрал Италию? Дело, конечно, не в ее геополитическом значении, а в том, что она является примером фиктивной демократии. В отношении институтов Италия провалилась по всем пунктам. Изучение состояния парламента, СМИ и судебной системы показывает, что их независимость и авторитет разрушены. Коррупция процветает. И тем не менее избиратели трижды проголосовали за Сильвио Берлускони, известного своими финансовыми нарушениями, симпатией к автократическим лидерам вроде Путина и вульгарностью. Он переиграл оппонентов с непревзойденной легкостью. Он добивается расширения своих полномочий. Легко отправить в отставку фигляра Берлускони. Но то, что он до сих пор популярен у множества итальянцев, демонстрирует, как далеко отодвинута граница, до которой фиктивные демократии могут разрастаться и даже попадать в зависимость от таких же проявлений политического произвола, за которые критикуют авторитарные государства.